Их выводят гуськом под холодный горошек дождя,Под уколы булавок его леденящих и частых.Нынче в арестный дом забастовщиков переведя,Облегченно вздохнет небольшой полицейский участок.Забастовщики кашляют, щеки у них подвело:Ночь была не из радостных, да и денек безотрадный.Восемь рослых солдат обнажили клинки наголо,С арестантскою книгою их возглавляет урядник.В этот миг перед ним неожиданно из-за углаВырастают два парня. Здоровых. Плечистых. Громадных.И передний, — крепыш, у которого шея вола,Двинул в ухо урядника. И пошатнулся урядник.На отряд налетают извозчики и мясники,Кожемяки бегут, подпоясанные ремнями.Их десяток! Их сотня! Их тысяча! А от рекиДвое юрких мальчишек подвозят тележку с камнями.Градом сыплются камни. Конвойные сбились с ноги.Арестанты сгрудились и лица закрыли руками.А крепыш арестантам кричит: «Арестанты беги!»И бегут арестанты. И падает камень за камнем.Лопнул выстрел ружейный. Визжит полицейский свисток:Из участка подмога бежит, проверяя затворы.И слизало толпу, словно ливень по камушкам стек,Только свищут мальчишки, махнувшие через заборы.Но бежали не все. Так в кладовке неловкая мышьВ скользкий таз попадает, поставленный в угол коварно:В луже перед участком поваленный бьется крепышИ плечами ворочает свору насевших жандармов.К парню боком подходит урядник с разбитой щекойИ, вглядевшись в лицо ему, крякает: «В кои-то веки!»«Признаешь, — говорит околоточный, — кто он такой?»«Как же! Старый знакомый: Сидел за политику. Леккерт…Добре ты меня треснул! Рукою, а что кирпичом!И рука ж у тебя золотая, скажу тебе, парень!Поднимайся. И мы тебе нынче покажем — почемФунт жидовского лиха на нашем казацком базаре».