Стихотворения и поэмы

Издания 1778 и 1783 гг. были анонимны. Впервые имя автора появилось в изд. 1794 г. в качестве подписи к «Предисловию от сочинителя». Издание 1783 г. открывалось предисловием А.А. Ржевского (1737—1804), в прошлом одного из виднейших поэтов «Полезного увеселения», где начинал свой литературный путь Богданович. В конце 1760-х гг. Ржевский отошел от литературы, хотя еще в «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772) Н.И. Новиков называл его «хорошим стихотворцем» и находил в его произведениях «остроту его разума». Прежние литературные отношения послужили, видимо, причиной того, что Ржевский издал на свой счет «Душеньку», так как автор ее, уволенный в конце 1782 г. из «Санктпетербургских ведомостей», очевидно не в состоянии был сделать это на свой счет и нуждался в материальной поддержке. В своем предисловии Ржевский писал:

«Оную поэму сочинил Ипполит Федорович Богданович, и, будучи моим приятелем издавна, к случившемуся слову мне ее показал, как такое сочинение, которое он для забавы своей иногда писал в праздные часы, без намерения его печатать. Непринужденная вольность стиля, чистота стихов, удачливый выбор приличных слов по роду сей поэмы, а паче изобилие поэтических воображений мне столько понравились, что я просил сочинителя отдать сию поэму в мою волю, что он и исполнил по своей любви и приязни ко мне; а я рассудил издать ее в печать, чтобы и другим принесть то ж удовольствие, которое от нее я имел. Я думаю, что многим она понравится, не только тем, что нет на нашем языке подобного рода стихотворений, но и счастливым успехом сочинителя». Последнее прижизненное издание (М., 1799) воспроизводит с небольшими поправками текст и предисловие второго издания. Поскольку в этом издании «Душеньке» предпосланы «Стихи на добродетель Хлои» как своеобразная поэтическая заставка ко всей поэме, то участие Богдановича в этом издании можно считать доказанным, хотя он в это время в Москве не жил и, насколько нам известно, не бывал. Платон Бекетов в предисловии к Собранию сочинений Богдановича писал о работе его над текстом «Душеньки»: «...при обоих последних изданиях (1794 и 1799 гг. — Ред.) сочинитель ее пересматривал и делал поправки. Их наиболе находится во втором издании; несмотря на то, многие и по сие время предпочитают первое издание двум последним» (Соч., ч. 1, стр. V). Эта оценка разных изданий «Душеньки» не подтверждается сопоставлением редакций поэмы. К тому времени, когда Богданович начал работу над «Душенькой», в русской литературе уже существовал полный перевод «Les amours de Psyché et de Cupidon» (1669) Лафонтена, сделанный Ф.И. Дмитриевым-Мамоновым под названием «Любовь Псиши и Купидона» (1769). Переводчик сохранил чередование прозы и стихов, принятое Лафонтеном в его романе. Придерживаясь в вопросах стиля ортодоксально-классицистских позиций, Дмитриев-Мамонов критически отнесся к «слогу» Лафонтена и в предисловии к переводу обосновал свое стремление очистить язык перевода от «низких слов» и «степной речи»: «Правда то есть, что я избрал для переводу нежнейшее из того, что г. де ла Фонтен через всю свою жизнь в свет издал, и в оном его сочинении самых низких слов совсем нет: но признаюсь, что, желая употребить приличный штиль или слог тут, где материя оного требовала, я имел наивеличайший труд; потому что в оригинале слог хотя благороднее его нравоучительных басен, но для героичного слога весьма низок, и охоту мне подало переводить не штиль, но материю.

Знаю, что всему свету писателям нравится в баснях низкий слог г. де ла Фонтена, и многие оному подражают; но мне не нравится, потому что благородный штиль всегда привлечет меня к чтению, а низкими словами наполненный слог я так оставляю, как оставляю и не слушаю тех людей, которые говорят степной речью и произношением» («Любовь Псиши и Купидона». СПб., 1769, стр. 15—16). Богданович отказался от чередования прозаических и стиховых кусков, принятого Лафонтеном. Еще критика начала XIX века в лице Карамзина видела в этом большое преимущество «Душеньки» по сравнению с романом Лафонтена:

«Душенька» во многих местах приятнее и живее, и вообще превосходнее тем, что писана стихами, ибо хорошие стихи всегда лучше хорошей прозы; что труднее, то имеет и более цены в искусствах. Надобно также заметить, что некоторые изображения и предметы необходимо требуют стихов для большего удовольствия читателей, и что никакая гармоническая, цветная проза не заменит их» («О Богдановиче и его сочинениях», Н.М. Карамзин. Сочинения, т. 8, изд. 3-е. М., 1820, стр. 184). Богданович, по всей вероятности, последовал в выборе формы изложения самому Лафонтену, который, перед описанием триумфа Венеры, так мотивирует необходимость перехода от прозаического изложения к стиховому: «Ceci est proprement matière de poésie: il ne sieroit guère bien à la prose de décrire une cavalcade de dieux marins: d'ailleurs je ne pense pas qu'on put exprimer avec le langage ordinaire ce que la déesse parut alors» («Les amours de Psyché et de Cupidon». P., 1818, стр. 31).