Словно вялые, тихие рыбы,Проплывают лучи на коврах,На стенах…Вы простили бы, если могли бы,Но слова запеклись на губах.Я прошел мимо Вас, и ваш голос не звонок,Только воск догорел побледневшей руки.Мой замученный, нежный котенок!Я не знал, что Вы так хрупки.Вечера у камина и черные бабочки кокса.Рой неправильно острых «р».Разве я виноват, что тогда я увлексяВами в веере верных портьер?!А когда задремали и слезинкой уставшейОбронили себя на диванный вал,Я подкрался и в шутку у Вас, у дремавшей,Из шкатулки груди сердце украл.Вы взглянули… И в этот взгляд вложилиСтолько лет бессонниц и протянутых рук,Безделушки любви под слоем пыли,И в огромных залах растерянный звук.…Только выстрел. И гроб уж. Рыжий ладан над ВамиИ поводит ушами церковный покой.Подойти; под безусыми моими губамиВы не дрогнете ль узкой рукой?!Звонкий день смеется над случайным убийцей.Хохочет хватаясь за бока.Как поднять мне Ваши ресницы?Чем мне смыть эту кровь с виска?!Ах, простите за всё: и за то, что незвонокБыл ваш голос, за синь на руках этих жил!Мой замученный, милый котенок!Мне казалось, что я Вас любил!
14 октября 1917
Принцип синтаксического аграмматизма
Не губы и не глаза, но колонны многоточек,Не сердце — на разорванных листиках стих!И какой же сумеет в одно переплетчикМеж картона любви переплести их?!Как будуару привыкни голгофеДней отрекаясь бегущих стайкою кроликов,Твой смех только сбитые сливки над горьким кофеПод пронзительный шепот соседних столиков.Но сгущая руками Москвы виски,Вот веки упали саженью дров,И жизнь сорвется, как под бурями вывескиЗадавить их вешающих маляров.Над могилою мелким петитомНадгробные речи зазвучат на авось,Так вспомни из гроба, что только я ритмЭтих губ не искал насквозь!