Стихотворения и поэмы

Еще ледок в земле оттаявшей поблескивает
и рычаги у тракторов рань леденит.
Туман сырой висит над перелесками,
но голубеет,
проясняется зенит.
Гул в хуторе Отрожки ранней ранью,
затрепетали все моторы, все сердца.
И люди вышли
и стоят большим собраньем,
команды ждут.
Не отводи от них лица.
Стоят, смеются под весенним чистым небом,
перед началом самым вечным и земным.
За ними мнится
рослая пшеница
и видится автоколонна с первым хлебом
и вся страна под солнцем проливным.
И если бы не это раннее начало,
не это вдохновенье вешних дней,
тогда бы и поэзия молчала,
а люди

и не знали бы о ней.

1960

95. ДОРОГА

Ярославу Смелякову

Две тяжелых разлуки,
                                       лишенных прощанья,
две встречи,
когда задохнулись глаза.
О дорога,
                  с рассвета
я помню твои обещанья,
дорога, дорога,
                             зазубренная, как гроза.
«Ну ладно», —
ты скажешь, отодвинув ладонью.
Смеемся с тобою,
захвачены завтрашним днем.
А я не забуду той встречи.
Ты помнишь?
Я помню,
как за руку взял.
А дорога сказала: «Идем!»

Она города
                   не обарабанила славой,
не стелила тебе, подрезая, цветы.
Идет по дороге не гитарист кучерявый,
а верный товарищ земной правоты.
И бесконечна, заманчива эта дорога.
Она не прогулка.
Еще обещает бои.
Ветер времени дует любовно и строго
в молодые
рабочие плечи твои.

1960

96. В НОЧЬ ПЕРЕД ПОЛЕТОМ

Спи, Настенька,
я к двум твоим годам
клонюсь посеребрённой головою.
Спи.
Никому на свете не отдам,
не бойся,
                  спи спокойно под Москвою.
Во сне растут все дети на земле.

Спи.
А я пойду, ликуя и страдая.
Пускай к тебе в вечерней полумгле
во сне
приходит мама молодая.
Пойду. Бушует летняя Москва.
Да что за утро выпадет ей завтра!
Мне надо знать
заветные слова
готового к полету космонавта.
Да, это завтра.
А сейчас пока
спят космонавты родины, как дети.
Я знаю — их дорога далека,
пусть спят пока в подлунном пересвете.
Я знаю, кто она.
В урочный час
взойдет над всем,
                                    и мир ее услышит,
земной предел пройдет у самых глаз.
А женщина уснула, ровно дышит.
Она всё знает, —

                              спит,
и сны легки.
Я знаю — и не сплю.
Да, мне не спится —
в полете будут
все ее витки
лететь вослед,
                           пока не приземлится.
Всё вместе:
                      степь. Отчизна. И она.
И Волга. И поэзия. И Настя.
Всё это вместе —
                                жизни глубина,
и высота, открытая для счастья.
Дай мне слова, поэзия, приди.
Земля светлеет с каждым оборотом.
На все века,
что будут впереди,
запомню эту ночь перед полетом.

1963

97. ОБЕЛИСК