Это было давно.Исхудавший от голода, злой,Шел по кладбищу онИ уже выходил за ворота.Вдруг под свежим крестом,С невысокой могилы сыройЗаприметил егоИ окликнул невидимый кто-то.И седая крестьянкаВ заношенном старом платкеПоднялась от земли,Молчалива, печальна, сутула,И творя поминанье,В морщинистой темной рукеДве лепешки емуИ яичко, крестясь, протянула.И как громом ударилоВ душу его, и тотчасСотни труб закричалиИ звезды посыпались с неба.И, смятенный и жалкий,В сиянье страдальческих глаз,Принял он подаянье,Поел поминального хлеба.Это было давно.И теперь он, известный поэт,Хоть не всеми любимый,89И понятый также не всеми, —Как бы снова живетОбаянием прожитых летВ этой грустной своейИ возвышенно чистой поэме.И седая крестьянка,Как добрая старая мать,Обнимает его…И бросая перо, в кабинетеВсе он бродит одинИ пытается сердцем понятьТо, что могут понятьТолько старые люди и дети.
1957
Казбек
С хевсурами после работыЛежал я и слышал сквозь сон,Как кто-то, шальной от дремоты,Окно распахнул на балкон.Проснулся и я. НаступалаЗаря, и, закованный в снег,Двуглавым обломком кристаллаВ окне загорался Казбек.Я вышел на воздух железный.Вдали, у подножья высот,Курились туманные бездныПровалами каменных сот.Из горных курильниц взлетаяИ тая над миром камней,Летела по воздуху стаяМгновенных и легких теней.Земля начинала молебенТому, кто блистал и царил.Но был он мне чужд и враждебенВ дыхании этих кадил.И бедное это селенье,Скопленье домов и закут,Казалось мне в это мгновеньеРазумно устроенным тут.У ног ледяного КазбекаСправляя людские дела,Живая душа человекаСтрадала, дышала, жила.А он, в отдаленье от пашен,В надмирной своей вышине,Был только бессмысленно страшенИ людям опасен вдвойне.Недаром, спросонок понуры,Внизу, из села своего,Лишь мельком смотрели хевсурыНа мертвые грани его.