Стихотворения и поэмы. Дневник

Утро после луны

Что там с луною – видит лишь стена.
Окно уже увлечено Окою.
Моя луна – иссякла навсегда.
Вы осиянны вечной, но другою.

Подслеповатым пристальным белком

белесый день глядит неблагосклонно.
Я выхожу на призрачный балкон —
он свеж, как описание балкона.

Как я люблю воспетый мной предмет

вновь повстречать, но в роли очевидца.
Он как бы знает, что он дважды есть,
и ластится, клубится и двоится.

Нет ни луны и никаких улик,

что впрямь была. Забывчиво пространство.
Учись, учись, тщеславный ученик,
и, будучи, не помышляй остаться.

Перед лицом – тумана толщина.

У слуха – лишь добычи и удачи:
нежнейших пересвистов толчея,
любви великой маленькие плачи.

Священный шум несуетной возни:

томленье свадеб, добыванье пищи.
О, милый мир, отверстый для весны,
как уберечь твое сердечко птичье?

Кому дано собою заслонить

твой детский облик в далях заоконных?
Надежда – что прищуриться ленив
твой смертный час затеявший охотник.

Вдруг раздается краткозвучный гром,

мгновенно-меткий выстрел многоточья:
то дятел занят праведным трудом —
спросонок взмыла паника сорочья.

Он потрясает обомлевший ствол,

чтоб помутился разум насекомых.
Я возвращаюсь и сажусь за стол —
счастливец из существ, им не искомых.

Что я имею? Бывшую луну,

туман и не-событие восхода.
Я обещала солнцу, что верну
долги луны. Что делать мне, природа?

Чем напитаю многоцветье дня,

коль все цвета исчерпаны луною?
Достанет ли для этого меня
и права дальше оставаться мною?

Меж тем – живой и всемогущий блеск

восходит над бессонницей моею.
Который час? Уже неважно. Без
чего-то семь. Торжественно бледнею.

27 марта 1981

Таруса

Вослед 27-му дню марта