— А теперь вот еще что, — произнес сильным, радостным голосом Бенедя, который сегодня вдруг из рядового побратима стал, казалось, главой и вожатым всех. — Побратимы-товарищи! Вы знаете, я простой рабочий, как и все вы, вырос в горе и нужде, бедный подручный каменщика, и больше ничего. Неожиданно и непрошенно свалилась на меня панская милость, и меня Гаммершляг сделал мастером, а потом и строителем нового нефтяного завода. Благодарить его мне не за что, я не просил у него милости, да и ему же от этого выгода: не нужно отдельно платить строителю. Мне же он платит по три ренских в день: для меня, бедного рабочего, это очень большая сумма. У меня в Дрогобыче старуха-мать, ей я должен посылать каждую неделю частицу своего заработка — пускай два ренских, еще два ренских в неделю я израсходую па себя; значит, будет оставаться каждую неделю еще четырнадцать ренских. Все это я обещаю отдавать в нашу кассу!
— Урра! — закричали побратимы. — Да здравствует побратим Бенедя!
— Я тоже обещаю давать по ренскому в неделю.
— Я по пять шисток!
— Вот мои три шистки!
— Вот мои!..
Речь Бенеди, а еще больше его пример воодушевили и разохотили всех. Сень Басараб здесь же собрал для начала немного денег, а Прийдеволя, который знал малость грамоту и которого Сень упросил к себе в помощники, отметил плотничьим карандашом на клочке оберточной бумаги от табаку, кто сколько дал. Весело разошлись побратимы, радостные надежды вспыхивали в их головах среди мрачных сумерек настоящего и озаряли их искренние, чистые сердца, подобно тому как восходящее солнце розовым блеском озаряет пустынные каменистые и печальные вершины Бескидов[156].
VIII
Осенью, когда цветы уже отцвели, медвяная пыльца осыпалась и пчелиная жатва окончилась, начинается на некоторое время громкая, шумная жизнь в ульях. Пчелы, так же как и крещеный народ, окончив свою нелегкую работу, любят погуторить, собраться кучками перед лавками и возле затворов, поболтать и потрепать крылышками. Вначале совсем нельзя понять, что это такое и к чему. Еще в улье не произошло ничего нового. Еще несколько самых старательных тружениц упорно вылетают каждый день в поле, чтобы после целого дня поисков возвратиться вечером домой с небольшой добычей на лапках. Еще сытые трутни гордо гудят, прогуливаясь возле наполненных медом кладовых и вылезая каждый божий день в полдень на крышу улья погреться на солнышке, подышать свежим воздухом, расправить и размять нерабочие крылышки. Еще, кажется, царит полное спокойствие, примерное согласие в улье. А между тем в нем уже иным духом повеяло. Пчелы-работницы как-то таинственно шепчутся между собой, подозрительно покачивают головками, зловеще стригут своими щипчиками и перебирают лапками. Кто знает, к чему это все и что готовится в пчелином царстве! Трутни, наверное, этого не знают и по-прежнему, досыта наевшись, гордо гудят, прогуливаясь возле наполненных медом кладовых и выползая каждый божий день в полдень на крышу улья погреться на солнышке, подышать свежим воздухом, расправить и размять нерабочие крылышки…