Солнце клонится над Львовом,ярче пестрого ковра,вся блестит в лучах закатаСвятоюрская гора.На горе столбы да трубыобгорелые торчат; вдольдороги верб безлистыхцепенеет длинный ряд.Средь руин шатры белеют,к стенам лепятся тесней,чем грибы с широкой шляпкоймежду обгорелых пней.Кучками между шатрамиотдыхают казаки, блещуткопья и высоких шапоккрасные верхи.Кой-где стон раздастсяв стане, песня там и сямслышна, звон бандуры,окрик стражи, зов протяжный чабана.На горе уже к вечернеблаговестят, — и на звонгнутся головы казачьи,богу отдают поклон.И внизу все колокольниЛьвовские отозвались многозвучнойперекличкой, подымающейся ввысь.А у церкви Святоюрской,на челе горы крутом, близшатра, под старым дубомходят чарки за столом;Тут Богдан, казацкий батько,пять полковников с ним в ряд иИван Выговский — писарь —за беседою сидят.От Богдана справа — гости,что спешили издали, чтоот Яна Казимира дари письма привезли.Тут старинный кум Богдана,Любовицкий — важный лях,он в Чигирине когда-тодо войны бывал к гостях.Рядом с ним сидит пан Грондзкий;словно крыса, быстрый взглядмечет он на стены Львова,на шатров походных ряд.Замер благовест вечерний,писарь кубки налил вновь,и заслушалось застольеважных гетмановых слов.