Тот ветер, как и смерть, приходит сверху.Он городам ломает башни и гробницы.Он смахивает крошки самолётовС разодранных небесных скатертей.И вожаки кричат последнюю поверку,И отвечают им измученные птицы,Теряя одержимость перелёта,Уже с паденьемВ сломанном хребте.Зачем нам знать, что этот ветер будет?Ведь мы не лезем с микрофонами к пророкам,Зато достигли мудрых философийИ пластиковых банковских счетов.И вожаки людей успешно вышли в люди,И суррогаты апельсинового сокаИ чашки обезвреженного кофеНас ждут в любомИз аэропортов.Неважно, где. А важно, что под крышей.Ещё желателен хороший курс валюты.В любое место выдаются визы,В любом отеле мягкая кровать.И если птицы закричат, мы не услышим.Лишь иногда бывает зябко почему-то.И мы тогда включаем телевизорИ смотрим жутик,Чтоб спокойней спать.
«Мне было очень трудно на душе...»
Мне было очень трудно на душе,И я искала знака, не решаясьПо Имени позвать и попросить:Мол, дай мне знак. Под горло подошло.А только лишь — без всяких прав — искала.И он не милостив — тот знак, что я нашлаНа Бородинском поле:Сердце всталоЛенивой лошадью. Потом опять пошло,Но неуверенно: как воду мы искали.Но та вода нам — не на то, чтоб пить.На страшное. На вечное.На службу —Не легче той, в лосинах и колетах,Парадных, праздничных,Чтобы виднее кровь.На той крови нам проросли колосья.И на высоком месте — сорняки,Вполне созревшие, и мечущие семя,Пушистые, лиловые.И глазЗовущие: чего ещё искать?А там, пониже, трудными рядами —Колосья ржи, чуть вышедшие в стрелку.Так гибко от случайного дождяЗависящие: жить или не жить.Я помню: будто воду мы искали —Те, кто пришли сюда, и те колосья.Но не было воды. Нас пили слепни.Решало солнце круг — без квадратуры,В которую нам только и вписаться.Мы не умеем вписываться в круг.И вот мне знак:Незрелые колосьяСпасительницы-ржи, и сорняки —Во всей красе. Напополам. Без мести.И окрик ангелам — евангельский:Не сметьИх разделять! Ещё не время жатвы.Что ж, ищешь знак — рискуешь и найти.