Ты, возвращенье в грезах, мне готовишьВеселье лучшей встречи! Разве яНе ускоритель сроков ожиданья,Не завершитель дней тоски, когдаМне удается завладеть словами,Рожденными из гнева и из мук,И образ дать — необоримой силы! —Боев геройских, столь призывный, чтоНа место каждого, кто пал, десятокВступает в строй?… Слова плодотворятСтрадание и слезы, безнадежностьЛишают яда, устремляя мощьДуши туда, где все, теснясь, толпится,Что хочет стать, деяньем исцелясь.
XXIV
И сгинет он, как в сказке, серый сумрак,Лежавший на земле. И если сынуНачнет о прежнем мать: «Давным-давно,…» —Ей чуждым будет собственный рассказО том, что в прошлом было: броненосцыИ бой на небесах — орда чудовищ,По прихоти безумца жечь народы Летевшая…И тут с улыбкой матьПосмотрит в глубь столетий, ибо ейЛицо того привидится, кто ихСумел смирить, — орду кровавых чудищ.Она поет. Про Ленина. В дитяЕго впевает имя, учит сынаМахать ему ручонкой в глубь столетий.
XXV
Мать и дитя. Что с алтарей взиралоТак недоступно чуждо, все же бывшиДостойным почитанья, ибо в немДышало то, что в каждом было светуИ благости… Давно воспряли людиОт преклоненья чуду, и давноЗабыт народом гнет порабощенья.Всемощь, всеведенье, все, что людьмиПриписывалось в прошлом вышним силам, —Все это с бою взято, небесаБогов для них открыты: изваяньяКрасы высокой смелым поколеньемПревзойдены, воздвигшим этот мир;Ему же имя — Царство Человека.