Стихотворения. Проза

Оминэ.
Вот и самое сердце Есино,
Но цветы отговели.

В лучах вечернего солнца спустили лодки на реку Ои и вдоль горы Арасияма поплыли вверх к стремнине Тонасэ. Пошел дождь, да и смерклось, поэтому вернулись.

1-й 3-й день

Дождь, начавшийся прошлой ночью, все не перестает, он лил весь день и всю ночь. Снова говорили об Эдо и прочем, пока не рассвело.

1-й 4-й день

Утомленный ночным бдением, весь день лежал. Днем дождь прекратился.

Завтра покидаю Хижину Опадающей хурмы. Опечаленный скорой разлукой, долго бродил по дому, обошел его весь — от самых дальних помещений до входа.

Летние ливни.
Здесь прежде висела картинка —
След на стене.

1691

Проза-хайбун

ХВОРОСТЯНАЯ ЛАЧУГА

Не удовлетворенный городской жизнью, которую вел последние девять весен и осеней, переезжаю в окрестности Фукагава.324

Восхищаюсь человеком, сказавшим некогда: «Чанъань всегда был городом богатства и славы. Труден путь того, кто с пустыми руками, без денег».325 Не потому ли, что и сам я беден?

К хворостяной лачуге
Вихрь горстку листьев подбросил —
Воды вскипячу для чая.

<1680>

ХОЛОДНАЯ НОЧЬ

Сплел себе травяную хижину в Фукагава неподалеку от речной развилины: вдали виднеется снежная вершина Фудзи, вблизи — качаются на волнах корабли, из чужедальних приплывшие стран.326 Провожая глазами белопенный след, на рассвете оставленный ими»,327 слушая, как в сухом тростнике шумит ветер, уносящий былые сны,328 коротаю день, когда же склонится он к вечеру, присяду полюбоваться луной — и вздохну о пустом кувшине, прилягу на изголовье — и посетую на тонкое одеяло.

Весла, скрипя,
Бьют по волнам — душа леденеет.
Ночь, слезы.

<1681>

ПОСЛЕСЛОВИЕ К СОБРАНИЮ «ПОЛЫЕ КАШТАНЫ»329

В книге, которую называют «Каштаны», есть строфы на четыре вкуса.

Одни, потягивая вино поэтического духа Ли и Ду,330 хлебают кашу поучений Ханьшаня.331 Такие строфы не доступны обычному взгляду и обыкновенным слухом не уловимы.

Другие выделяются особой отрешенностью и утонченностью — частые гости в горной хижине Сайгё, они, что каштан с червоточиной, какой и не подберет никто.

Некоторые выражают сполна любовное чувство. Говоря о старинном, вспоминают прелестные черты Си Ши,332 прикрывшейся длинным рукавом, или чеканят на золотых монетах лицо Комурасаки. Сюда же можно отнести и обвитые плющом вешалки для платья в спальне обитательницы покоев Шаньян.333 В худших упоминается юная дева, живущая под крылышком у попечительных родителей, или постоянно бранящиеся невестка и свекровь. Чувства, предметом которых являются монастырские послушники или юные актеры театра Кабуки, тоже не обойдены вниманием. Простыми словами передавая содержание стихов Бо Лэтяня,334 приходят на помощь неискушенным.

Есть же строфы подвижные, не признающие различия между ложным и истинным, они шлифуются на драгоценных треножниках,335 знаки закаливаются в Драконьем ключе.336 Их берегут как свое самое заветное сокровище, никому, кроме тебя, не принадлежащее, и трепещут, поджидая похитителей из будущих поколений.

<1683>

В БАМБУКОВОЙ ЧАЩЕ

Когда задержался на несколько дней в Ямато, в селении под названием Такэ-но ути, местный староста ежеденно навещал меня, стараясь, как видно, отвлечь от мыслей о тяготах пути. Человек он истинно незаурядный. Душа его воспаряет высоко, плоть же с теми, кто помышляет о сене, хворосте, фазанах и зайцах: взвалив на плечо мотыгу, входит он в сады Юаньмина,337 ведя за поводья быка, сопутствует отшельнику с горы Цзишань.338 К тому же, имея должность, он служит и в службе не знает устали. Дом его беден и, похоже, бедность ему по душе. И кто, как не этот человек, умеет, урывая минуты отдохновения у городской суеты, достичь душевного покоя?

Хлопковый гребень.
Чем не лютня? Ласкает слух
В бамбуковой чаще.

<1683>

ПОСЛЕСЛОВИЕ К «ПУТЕШЕСТВИЮ В ИСЭ»339

Все это — не более чем досужие речи, невзначай сорвавшиеся с недостойных уст, подобно травам без корней, они не цветут и не плодоносят.

Так вот, в тот год, когда Кикаку340 обрел пристанище под столичным небом, он свел короткую дружбу с господином Керай из рода Мукаи, вместе пили они вино, вместе беседовали за чашечкой чая, и раз за разом Кикаку наставлял его, открывал сокровенные тайны пресного, соленого, терпкого, невесомого, начиная с того, что лежит на поверхности, и кончая тем, что прячется в глубинах — по одной капле воды познал тот характер сотни рек.