Горы спокойны и воспитывают дух, вода всегда в движении и услаждает чувства.411 Есть человек, который обрел прибежище как раз посередине — между покоем и движением. Его называют Тинсэки из рода Хамада.412 Он перевидал все самые прекрасные виды, из уст его льются изящные речи, он очистил душу свою от всякой мути, смыл с себя мирскую пыль, потому и называется Сяракудо — Храмина безмятежности. Над воротами своего дома вывесил он полотнище, на котором начертал следующее предостережение: «В ворота сии не дозволено входить здравому смыслу».413 Забавно, что он добавил еще один разряд неугодных гостей к тем, что упоминаются в шуточной песне, написанной в назидание гостям Соканом.414 Жилище его состоит из двух скромных клетушек площадью в дзё,415 он следует за Кю и Дзе416 в постижении духа ваби,417 но не усердствует в соблюдении правил. Он сажает деревья, распределяет камни в саду, таким пустяковым утехам отдавая часы. Залив Омоно отделен мысами Сэта и Карасаки, словно два рукава обнимают они море,418 на берегу высится гора Микамияма. Море напоминает очертаниями лютню-бива, ветер шумит в соснах, ему вторит плеск волн. Напротив своего дома наискось видит Тинсэки гору Хиэ и вершину Xира-но Таканэ, за одним плечом у него гора Отова, за другим — Исияма. Цветами с горы Нагара убирает он свои волосы, гора Кагамияма украшает вершину луной. Окрестные виды меняются с каждым днем, прекрасные «без помады, без пудры».419 И, должно быть, за ними вослед меняются ветер и облака, рождающиеся в его душе.
За горой Исияма, позади горы Ивама есть еще одна гора, ее называют Кокубуяма. Название это, должно быть, перешло к ней от храма Кокубундзи420 еще в давние времена. Если перебраться через узкий поток у подножья и, поднимаясь по окутанному зеленой дымкой склону, трижды повернуть и еще шагов двести пройти, перед смиренным взором путника возникнет величественное святилище Хатимана. Говорят, божество это является воплощением будды Амиды.421 В домах, приверженных единому,422 с возмущением отворачиваются от него, те же, кто придерживается учения о двуединстве,423 почитают и того, кто умеряет свой блеск и уподобляется пылинке.424 В последнее время здесь почти не появляются паломники, а потому здешние пределы исполнены особой святости и покоя. Рядом со святилищем есть покинутая хозяином хижина, крытая травой. Ее окружают буйные заросли полыни и низкорослого бамбука, крыша протекает, стены покосились, если и живет здесь кто, то только лисы и барсуки. Называют хижину — Призрачная обитель. Хозяин, некий монах, приходился дядей доблестному Кекусую из рода Суганума, но тому уже восемь лет, как от него осталось лишь имя — Старец из Призрачной обители.
Между тем, я, человек, которому давно перевалило за четвертый десяток, около десяти лет тому назад распростился с городской жизнью и, словно сбросившая плащ гусеница плащевница-миномуси, словно покинувшая домик улитка, направил стопы свои в Оу, бродил по берегам Кисаката, подставляя лицо палящим солнечным лучам, взбирался, утруждая ноги, на сыпучие дюны у бурных северных морей, а в нынешнем году отдался на волю озерных волн.425 Уподобившись уточкам нио, спешащим вверить себя случайному тростниковому стеблю, к которому течение прибьет их плавучее гнездо, перекрыл крышу, сплел новый плетень, и, хотя не было у меня желания задерживаться в этих горах, куда забрел в начале четвертой луны, стал подумывать: «Не скоро от этих вершин оторваться сумею».426