– Тогда прощай!
Кушум не вымолвила больше ни слова, только простерлась перед ним ниц и, взяв прах от его ног, возложила себе на голову.
– Он приказал забыть его,- проговорила Кушум и с этими словами медленно вошла в Гангу.
Девушка выросла у этой реки, кто же, если не Ганга, протянет Кушум руку помощи в трудный для нее час? Луна зашла за облака, и все вокруг окутал мрак. Послышался всплеск. Что случилось? Я не мог ничего понять. Подул ветер, словно желая погасить даже звезды, чтобы никто ничего не видел.
Никогда больше не придет Кушум посидеть у меня на коленях, она закончила свои земные игры. Она ушла навсегда, и я не знаю куда.
1884
Состязание
1
Царевну звали Опораджита. Шекхор, придворный поэт раджи Удойнарайона, никогда не видел ее. Однако всякий раз, когда поэт сочинял новые стихи и декламировал их в присутствии раджи и всего двора, голос поэта возносился настолько, что его могли слышать невидимые слушательницы, находившиеся за окнами верхних этажей огромного дворца. Он как бы пытался послать свое поэтическое вдохновение в какой-то недосягаемый звездный мир, где среди множества светил в незримом величии блистала неведомая счастливая звезда его жизни.
Иногда Шекхору казалось, что он видит ее тень, иногда до его слуха долетал мелодичный звон браслетов. Он сидел, погруженный в думы: «Что это за ножки, на которых золотые браслеты поют так стройно песню?! Какое счастье, какая милость, что эти две бело-розовые женские ножки касаются земли!» Поэт снова и снова возвращался к этим ногам, мысленно падал ниц перед ними и под мелодию, которую вызванивали обнимавшие их браслеты, слагал свои песни.
Преданным сердцем поэт чувствовал, чья была это тень, кому принадлежали браслеты с таким нежным звоном.
Отправляясь на омовение, Монджори, служанка царевны, непременно проходила мимо дома Шекхора и всякий раз одним-двумя словами перебрасывалась с поэтом. А утром или к вечеру, когда на улице было мало народу, заходила даже посидеть к нему в хижину. Ей вовсе не надо было так часто ходить к месту омовения. А если бы даже и возникла такая необходимость, то уж совсем непонятно, почему именно в это время она надевала самое нарядное сари, а в мочки ушей продевала бутоны цветов манго.
Люди посмеивались, перешептывались. И не без оснований. Шекхор чувствовал особенную радость, когда видел в своем доме Монджори, и не старался скрывать этого.
Ее звали Монджори, что значит «бутон». Для простого смертного это имя как имя; но Шекхор и к нему добавлял немного поэзии, называя ее Весенний Бутон, Блистательный Божественный Бутон. Слыша это, люди говорили: «Ну, пропал бедняга!»
То, о чем поговаривал народ, дошло до царя.
Весть о чувствах поэта доставила радже большое удовольствие. Он начал подшучивать, Шекхор отвечал тоже шутками.
Улыбаясь, раджа спрашивал:
– Неужели у шмеля только и дел, что петь при дворе Весны?
Поэт отвечал:
– Нет, почему же?! Он еще лакомится нектаром с бутонов. Все смеялись. Наверное, в отдаленных внутренних покоях
и Опораджита время от времени подшучивала над Монджори. Но это не вызывало неудовольствия у служанки.
Вот так и проходит жизнь человека, в которой правда переплетается с вымыслом: что-то от творца, что-то от самого человека, а что-то и от людей, которые его окружают. Жизнь – это сочетание различных противоположностей: естественного и неестественного, вымышленного и действительного.
Только песни, которые слагал поэт, были истинными, сама жизнь отражалась в них. В песнях его говорилось о Радхе и Кришне – извечных мужчине и женщине, об извечном горе и извечной радости. В них поэт рассказывал правду о самом
Шло время. Поэт слагал стихи, раджа слушал их, приближенные восторгались, Монджори ходила на омовения… В окнах отдаленных покоев время от времени мелькала тень, а иногда оттуда доносился нежный звон браслетов.
2
Но вот однажды во дворце появился Пундорик – поэт из Декана, ему не было равных. Он приветствовал раджу хвалебной песнью, которая ритмом своим напоминала прыжки тигра. На долгом пути из Декана он победил всех придворных поэтов и наконец появился в Оморапуре.
Раджа с большим почтением встретил его:
– Входи, входи и песню пой.
– Дай бой, дай бой! – самодовольно ответил Пундорик. Нужно было поддержать честь раджи и принять бой, но у
Шекхора не было четкого представления о том, что такое бой в поэзии. Волнение и тревога охватили его. Всю ночь он провел без сна. Перед глазами его стояло огромное крепкое тело прославленного Пундорика, его острый, как у ястреба, нос, гордо поднятая голова.
Утром с замиранием сердца Шекхор вступил на «поле боя». Едва взошло солнце, как место состязания двух поэтов заполнили толпы народа. Стоял невообразимый шум. Жизнь в городе замерла.
С огромным трудом изобразив улыбку радости на лице,