«Какой непростительный грех совершаем мы, рассматривая чистоту касты как нечто внешнее. Неужели я сохранил бы эту чистоту, приняв угощение в доме человека, который притесняет и мучает мусульман, и, наоборот, осквернил бы свою касту, разделив еду с человеком, который не только страдал наравне с этими мусульманами, но еще и приютил мусульманского мальчика, рискуя прослыть нечестивым? Нет, что бы там ни говорили, согласиться с этим я не могу».
Цирюльник очень удивился, увидев, что Гора возвратился один. Как только молодой человек вошел во двор старика, он первым делом тщательно вымыл кувшин, достал из колодца воды и напился.
– Если у тебя есть немного рису, дай мне, пожалуйста, я сварю себе,- попросил он затем хозяина дома.
Старик поспешно принес все, что нужно, и Гора занялся приготовлением пищи. Поев, он сказал:
– Я поживу у тебя несколько дней.
Старик страшно взволновался, услышав это; он умоляюще сложил руки и сказал:
– Для меня было бы большим счастьем, если бы вы снизошли до этого. Но, бабу, мой дом находится под надзором полиции, и если они найдут вас здесь, трудно сказать, чем все это может кончиться.
– При мне полиция не посмеет никого тронуть… а если посмеет, то я сумею защитить тебя.
– Нет, нет,- умолял цирюльник.- Прошу вас, не делайте этого. Если за меня вступитесь вы, то я пропал. Ведь эти разбойники подумают, что я вас нарочно позвал к себе, чтобы иметь свидетеля против них. До сих пор мне удавалось держаться незаметно, но стоит мне попасться «им на глаза, и житья здесь мне не будет. А если я уйду, то и всей деревне конец…
Гора вырос в городе, и ему было трудно понять, чего так боится старик. Он всегда воображал, что если твердо стоять за правду, то зло в конце концов будет обязательно побеждено. Чувство долга не позволяло ему покинуть на произвол судьбы беспомощных людей, попавших в беду. Но старик опустился перед ним на колени и слезно молил его:
– Господин, я понимаю, какая честь для меня, что вы, брахман, пожелали провести несколько дней у меня в доме.- то, что я прошу вас удалиться, очень нехорошо с моей стороны. Но я вижу, что вы действительно жалеете нас, только поэтому я и осмеливаюсь сказать вам: если вы, живя у меня в доме, попробуете заступиться за нас, полиция расправится со мною, лишь только вы уйдете.
Гора, рассерженный тем, что он принял за беспричинную трусость цирюльника, в тот же день к вечеру покинул деревню. Он даже испытывал отвращение при мысли, что ел в доме этого негодного вероотступника. Усталый и расстроенный, пришел он вечером в контору фабрики. Ромапоти там уже не было – он не теряя времени сразу же после обеда отправился в Калькутту.
Мадхоб Чаттерджи встретил Гору чрезвычайно почтительно и пригласил остановиться у него. Но Гора, все еще во власти своих гневных мыслей, резко сказал:
– Я у вас даже воды не напьюсь.
Изумленный Мадхоб осведомился о причине, и тут Гора обрушился на него с упреками, обвиняя в возмутительном поведении по отношению к крестьянам и в притеснении их. Сесть он наотрез отказался.
Тут же в конторе, развалившись на кушетке, сидел полицейский инспектор и курил трубку. Услышав запальчивые слова Горы, он выпрямился и грубо вмешался в разговор:
– А ты кто такой? Откуда взялся?
– А? Насколько я понимаю, это полицейский инспектор,- сказал Гора, не отвечая на вопрос,- твое поведение в Гхошпуре мне известно. Так вот, если ты не поостережешься…
– То что будет? Ты отдашь приказ перевешать всех нас? – с издевкой спросил инспектор и повернулся к своему приятелю.- Здорового наглеца удалось нам, кажется, зацапать. Я было думал, что это нищий, но ты только в глаза ему погляди!… А? Эй, сержант!
Встревоженный Мадхоб поспешно подошел к полицейскому и, коснувшись его руки, сказал:
– Не горячись, инспектор! Ведь это благородный господин. Не надо его оскорблять.
– Хорош благородный! – вскипел полицейский.- Кто ему дал право набрасываться на тебя с руганью. Зачем он явился? Оскорблять нас, что ли?
– Но ведь в его словах есть доля истины,- елейным голосом возразил Мадхоб,- так чего уж тут сердиться? Я в наказание за грехи свои оказался на побегушках у англичан. Куда уж дальше идти? Ну, а разве это такое уж оскорбление – не в обиду тебе будь сказано – назвать полицейского инспектора дьявольским отродьем. Тигры затем и созданы, чтобы убивать и пожирать добычу, и никто не восхвалит их кротости. Ничего не поделаешь – каждый зарабатывает кусок хлеба как умеет.
Никто никогда не видел, чтобы Мадхоб вышел из себя, разве что это было ему на руку. Как угадаешь, кто может оказаться впоследствии полезным, а кто может наделать тебе гадостей. Поэтому он всегда взвешивал все «за» и «против», прежде чем оскорбить или обидеть кого-нибудь, и терпеть не мог зря тратить энергию.
– Вот что, господин,- сказал инспектор, обращаясь к Горе.- Мы сюда приехали по распоряжению губернатора и делаем то, что нам приказано. И, если вы хотите путаться не в свое дело, то неприятностей не оберетесь. Ручаюсь вам…
Гора молча вышел из комнаты. Мадхоб торопливо последовал за ним.