Овощи в кипящем масле начали отчаянно брызгаться, и Шучорита, умело действуя лопаточкой, стала переворачивать их. Харан-бабу умолк, чтобы посмотреть, какое действие произвел его призыв к покаянию. Но Шучорита отставила с огня сковородку, повернулась и, глядя Харану прямо в глаза, сказала твердо:
– Я индуистка.
– Ты индуистка?! – повторил захваченный врасплох Харан-бабу.
– Да, я индуистка,- повторила Шучорита и, снова поставив сковородку на огонь, принялась быстро мешать овощи.
– Очевидно, Гоурмохон-бабу с утра до вечера наставляет тебя в индуистской вере? – резко спросил Харан, несколько оправившись от первого потрясения.
– Да, я от него приняла посвящение,- ответила девушка, не поворачивая головы.- Он мой гуру.
До сих пор Харан-бабу полагал, что духовным наставником Шучориты является он сам. Ему не было бы так тяжело, если бы она сказала, что любит Гору, но услышать из ее уст, что Гора похитил у него право быть ее гуру, было для него равносильно удару ножом в самое сердце.
– И ты воображаешь, что раз уж твой наставник такая заметная фигура, то индуистская община должна будет принять тебя?
– Меня это не интересует, я в таких делах мало разбираюсь. Я знаю одно: я – индуистка.
– А тебе известно, что уже одного того факта, что ты так долго оставалась незамужней, достаточно, чтобы индуистская община отвергла тебя?
– Не тревожьте себя зря на этот счет. Запомните, я – индуистка.
– Значит, у ног своего нового наставника ты забыла даже религиозные наставления, полученные от Пореша-бабу! вскричал Харан-бабу.
– Господь моего сердца знает, во что я верю и чему поклоняюсь, и обсуждать свои взгляды с кем бы то ни было я не собираюсь,- сказала Шучорита.- Но прошу вас запомнить раз и навсегда, что я – индуистка!
– А я тебе говорю,- закричал потерявший самообладание Харан-бабу,- что, будь ты хоть самой что ни на есть правоверной индуисткой, ничего ты этим не добьешься! Гоурмохон-бабу – это тебе не Биной. Не надейся, что ты его поймаешь, хоть до хрипоты кричи, что ты – индуистка! Чего проще играть в наставники, а вот насчет того, что он сделает тебя хозяйкой в своем доме, ты и не мечтай!
Забыв на минуту о своей стряпне, Шучорита резко повернулась к Харану.
– Что вы сказали?!
– Я сказал, что Гоурмохон-бабу никогда и не подумает на тебе жениться.
– Жениться? – В глазах Шучориты загорелся опасный огонек.- Разве я вам не говорила, что он мой гуру?!
– Это-то ты мне говорила. Но мы умеем читать и между строк!
– Уходите отсюда сейчас же! – крикнула Шучорита.- Вы не смеете оскорблять меня! И запомните – с сегодняшнего дня я больше никогда не покажусь вам.
– Не покажешься? А еще бы ты показалась! Ведь ты теперь затворница! Правоверная индуистка! «Невидимая даже солнцу»! Чаша грехов Пореша-бабу теперь полна до краев. Пусть он на старости лет пожинает, что посеял, а я больше вас знать не хочу.
Шучорита громко захлопнула дверь кухни, потом бросилась на пол и заткнула рот краем сари, с трудом заглушая рыдания, тогда как Харан-бабу с почерневшим от злости лицом выскочил на улицу.
Хоримохини слышала весь разговор от начала до конца. То, что сегодня сказала сама Шучорита, превзошло все ее самые смелые мечты, и сердце ее переполнилось радостью.
«А почему бы и нет? – восклицала она про себя.- Я ли не молилась всевышнему! Неужели эти молитвы могли быть не услышаны? – И она тотчас же отправилась в молельню. Распростершись перед изваянием своего бога, Хоримохини дала обет отныне увеличить количество приношений. До сих пор ее молитвы отличались спокойствием и сосредоточенной печалью, но сегодня, увидев, что сбываются ее эгоистические надежды, она молилась пылко, нетерпеливо и в высшей степени настойчиво,
Глава шестьдесят третья