Стихотворения (сборник)

Прощальный взор бросая нашей жизни,

Душою, друг, вглядись в мои черты,

Чтобы узнать в заоблачной отчизне

Кого звала, кого любила ты,

Чтобы не мог моей молящей речи

Небесный хор навеки заглушить,

Чтобы тебе, до нашей новой встречи,

В стране лучей и помнить и грустить!

Август или сентябрь 1856

* * *

Лишь только один я останусь с собою,

Меня голоса призывают толпою.

Которому ж голосу отповедь дам?

В сомнении рвется душа пополам.

Советов, угроз, обещаний так много,

Но где же прямая, святая дорога?

С мучительной думой стою на пути

Не знаю, направо ль, налево ль идти?

Махни уж рукой да иди, не робея,

На голос, который всех манит сильнее,

Который немолчно, вблизи, вдалеке,

С тобой говорит на родном языке!

Август или сентябрь 1856

* * *

Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты

создатель!

Вечно носились они над землею, незримые оку.

Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса!

Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,

Ласковый, царственный взор из-под мрака бровей

громоносных?

Нет, то не Гeте великого Фауста создал, который,

В древнегерманской одежде, но в правде глубокой,

вселенской,

С образом сходен предвечным своим от слова до слова.

Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,

Брал из себя этот ряд раздирающих сердце аккордов,

Плач неутешной души над погибшей великою мыслью,

Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса?

Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном

пространстве,

Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.

Много в пространстве невидимых форм и неслышимых

звуков,

Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света,

Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать,

Кто, уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь

слово,

Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный.

O, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,

Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен,

Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье,

И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строки

Вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою

картины,

Выйдут из мрака всe ярче цвета, осязательней формы,

Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье...

Ты ж в этот миг и внимай, и гляди, притаивши дыханье,

И, созидая потом, мимолетное помни виденье!

Октябрь 1856

* * *

Что ты голову склонила?

Ты полна ли тихой ленью?

Иль грустишь о том, что было?

Иль под виноградной сенью

Начертания сквозные

Разгадать хотела б ты,

Что на землю вырезные

Сверху бросили листы?

Но дрожащего узора

Нам значенье непонятно

Что придет, узнаешь скоро,

Что прошло, то невозвратно!

Час полуденный палящий,

Полный жизни огневой,

Час веселый настоящий,

Этот час один лишь твой!

Не клони ж печально взора

На рисунок непонятный

Что придет, узнаешь скоро,

Что прошло, то невозвратно!

Ноябрь 1856

Б. М. МАРКЕВИЧУ

Ты прав; мой своенравный гений

Слетал лишь изредка ко мне;

Таясь в душевной глубине,

Дремала буря песнопений;

Меня ласкали сон и лень,

Но, цепь житейскую почуя,

Воспрянул я; и, негодуя,

Стихи текут. Так в бурный день,

Прорезав тучи, луч заката

Сугубит блеск своих огней,

И так река, скалами сжата,

Бежит сердитей и звучней!

Осень 1856

* * *

И у меня был край родной когда-то;

Со всех сторон

Синела степь; на ней белели хаты

Все это сон!

Я помню дом и пестрые узоры

Вокруг окон,

Под тенью лип душистых разговоры

Все это сон!

Я там мечтою чистой, безмятежной

Был озарен,

Я был любим так искренно, так нежно

Все это сон!

И думал я: на смерть за край родимый

Я обречен!

Но гром умолк; гроза промчалась мимо

Все было сон!

Летучий ветр, неси ж родному краю,

Неси поклон;

В чужбине век я праздно доживаю

Все было сон!

1856 (?)

* * *

Господь, меня готовя к бою,

Любовь и гнев вложил мне в грудь,

И мне десницею святою

Он указал правдивый путь;

Одушевил могучим словом,

Вдохнул мне в сердце много сил,

Но непреклонным и суровым

Меня господь не сотворил.

И гнев я свой истратил даром,

Любовь не выдержал свою,

Удар напрасно за ударом

Я отбивая устаю.

Навстречу их враждебной вьюги

Я вышел в поле без кольчуги

И гибну раненный в бою.

[1857]

* * *

Порой, среди забот и жизненного шума,

Внезапно набежит мучительная дума

И гонит образ твой из горестной души.

Но только лишь один останусь я в тиши

И суетного дня минует гул тревожный,

Смиряется во мне волненье жизни ложной,

Душа, как озеро, прозрачна и сквозна,

И взор я погрузить в нее могу до дна;

Спокойной мыслию, ничем не возмутимой,

Твой отражаю лик желанный и любимый

И ясно вижу глубь, где, как блестящий клад,

Любви моей к тебе сокровища лежат.

[1857]

* * *

Не божиим громом горе ударило,

Не тяжелой скалой навалилося;

Собиралось оно малыми тучками,

Затянули тучки небо ясное,

Посеяло горе мелким дождичком,

Мелким дождичком осенниим.

А и сеет оно давным-давно,

И сечет оно без умолку,

Без умолку, без устали,

Без конца сечет, без отдыха;

Проняло насквозь добра молодца,

Проняло дрожью холодною,

Лихорадкою, лихоманкою,

Сном-дремотою, зевотою.

- Уже полно, горе, дуб ломать по

прутикам,

Щипати по листикам!

А и бывало же другим счастьице:

Налетало горе вихрем-бурею,

Ворочало горе дубы с корнем вон!

[1857]

* * *

Ой, честь ли то молодцу лен прясти?

А и хвала ли боярину кичку носить?

Воеводе по воду ходить?

Гусляру-певуну во приказе сидеть?