Стикс

– Ты соображаешь, какие это должны быть люди? Открытие на Нобелевскую премию тянет. Только использовали его не по назначению. Криминалу досталось. Я одного не понимаю. Неужели так трудно найти подпольный завод по производству паленой водки? Ведь привозят же сюда акцизные марки, деньги.

– Вот здесь ты в самую точку попал. Да. Привозят. Но сюда ли? Помнишь, что тебе в психушке говорили? А ведь я туда наведывался. Еще до того, как это случилось с тобой.

– И что ты узнал?

– Твой случай – не единичный. Я так думаю, они курьеров убирают. Тех, что перевозили деньги и акцизные марки. Поработает человек несколько месяцев курьером – и его опаивают тем же зельем, что и тебя.

– Зачем?

– Зачем, зачем! Чтоб память отшибло! Чтоб не сказал, от кого везет, кому везет. Что они помнят? Один железнодорожный вокзал, другой машину, третий чемодан, набитый разноцветными бумажками. Не деньгами.

– Акцизные марки?

– Именно. За всем этим делом явно стоит большой человек – Хозяин. И делиться он, судя по всему, ни с кем не хочет. Даже с местной крутизной. Потому все так тайно. А между прочим, объявляется теперь и пиво, разбавленное шампунем, и вина поддельные, и ликеры. Спирт с сиропом мешают. Соображаешь?

– И все это делают здесь?

– Вряд ли. Должно быть, по всей области. Это, Ваня, размах! Но нас с тобой сейчас интересует конкретно наш маленький городок и наш маленький заводик. Ну вспомнил что-нибудь?

– Не знаю. Я стараюсь.

– А может, Славик за всем этим и стоит? Надо бы проверить. Недаром же ты возле его бабы неделю крутился. Помню я твои методы. Или у вас была любовь?

– Я не помню эту Лору, – тоскливо повторил он. – Ну не помню. Что хочешь со мной делай. Подиум помню, нытье это бесконечное помню, тряпки красивые, запах духов. А лица не помню. То есть иногда мне кажется, что это Леся.

– Леся? – удивился Свистунов. – Но она никогда не работала моделью. Нет, брат, это ты загнул. Я бы тебе посоветовал позвонить платиновой блондинке, Лариске, – осторожно сказал Руслан.

– Да-да. Обязательно. Я это сделаю.

Оба замолчали. Свистунов полез в карман за сигаретами, задержался, прикуривая. Иван же невольно отвернулся, чтобы не смешивать запах сигарет с ароматом обильно цветущего кустарника. А он, оказывается, романтик! Чего только о себе не узнаешь! Жить-то, оказывается, хорошо! Жить надо! Улыбнулся невольно, вспомнив женщину с белыми волосами в окне второго этажа. Кто ее знает? Может, она умница необыкновенная, может, чуткая, добрая, милая. Может, он был влюблен до одури, глупо влюблен, романтично, когда по ночам лазил к ней в окно?

– Почему ты улыбаешься? – спросил Свистунов.

– Не знаю. Люблю.

– Кого?

– Жизнь. Жизнь люблю. Столько красоты вокруг! Люди, цветы, небо, солнце. Такое ощущение, что я проснулся. Весна.

– Лето, Ваня. Уже лето. Ты что в выходные-то делать будешь?

– Завтра? К детям поеду. С Зоей. С женой.

Свистунов кашлянул, словно поперхнулся. Затянулся сигаретой, вздохнул, сказал тихо, задумчиво:

– Знаешь, что я думаю? Совсем другие люди с того света возвращаются. Ты вот, говорят, бегать по утрам начал. Не перебивай, не надо. Я знаю, что начал. А отчего? Жить захотелось? Что ж раньше не жилось? Вечно тебя дергало, швыряло в разные стороны. Говорил, что правду ищешь. Но правда твоя была какая-то странная. Для других одна, для себя другая. Тебе можно все, другим ничего нельзя. Я к тому, что такой ты мне нравишься больше. Хоть и на Славика-буржуя, назвавшего тебя козлом, с кулаками не полез. В тебе что-то человеческое появилось. Факт. И ты меня держишь этим просто-таки за глотку. – Руслан положил обе руки на шею, сжал, показал: – Во. Понял, как держишь?

– Я? Держу?

– Но если, Ваня, ты прикидываешься, если с памятью твоей все в порядке, то мстя моя будет ужасна, – Свистунов неестественно рассмеялся, подмигнул. – Понял?

– А с чего ты взял, что я тебя боюсь? – спокойно спросил он. – С того, что на Славика с кулаками не полез? Так это не от слабости, а от силы. Я не только сильнее, я еще и умнее. Если это Славик мне амнезию организовал, будь спокоен: он получит свое. Покойник он, если это сделал. Но я не верю, что все было из-за женщины. Не хочу верить. Я дело в своей жизни делал? Понял ты? Дело.

– Ну-ну, – покачал головой Свистунов. – Что я могу сказать? Молодец, Иван Мукаев. Молодец.

День шестой, утро

Он потянулся сладко, посмотрел на часы: половина восьмого. А можно еще лежать и лежать, суббота ведь: выходной. Но нет, надо бы встать, пробежаться. Будни, выходные – все едино. День шестой, и точка. Покосился на Зою, улыбнулся невольно, вспомнив вчерашний вечер: что это с ней? Медовый месяц после стольких лет брака! Словно изголодалась. Бедная женщина, до чего он ее довел! И он ли? Нет, это был другой человек. Который и в самом деле умер, потому что тот, кто живет теперь с Зоей, понял: нельзя пренебрегать любовью. Когда все в жизни рушится, она единственное, за что можно хоть как-то зацепиться. Любовь и семья. Жена и дети не требуют, чтобы он все вспомнил, принимают его таким, какой он есть. И даже этому рады. Потому и он так тянется к ним.