При всех обстоятельствах Роберто сохранял то выражение лица, которое больше подходило выбранному им образу безразличия и одновременно влюбленности. Он никак не проявил своей радости, когда старший из офицеров засунул банковскую купюру в его широкий карман, незаметно указывая на двух женщин. В свою очередь Роберто подал знак Фернандо. Ни Мадлена, ни Леа не видели приближавшихся к ним аргентинцев. Они стояли у входа в помещение, немного сбитые с толку. Эти три голые комнаты, где вся толпа волнообразно, в сбивчивом ритме терлась друг о друга, не были похожи на ожидаемое великолепие Парижа. Девушки надеялись услышать другую музыку, а не пронзительный речитатив, исполняемый отупевшими от долгой игры пианистом и игроком на мандолине. Музыканты с отсутствующим видом покачивались в такт на своих стульях, а выходя из оцепенения, издавали гортанные крики или же стучали каблуками по навощенному паркету.
Роберто только что отошел от княгини с султаном на голове, которая воскликнула ему вдогонку:
— О, Роберто, ты так хорошо меня вел!
Пожилая, явно крашеная дама с шиньоном в виде насеста уже стремилась к нему:
— Сюда, Роберто, дорогой гаучо, вот еще одна твоя medialuna [11]!
Он отстранил ее и в молчании поклонился Мадлене. Не было никаких слов — лишь вздохи, шуршание скомканной материи, не слышное за стенаниями музыки и скрипом лакированной обуви. Мадлена вступила в танец, пытаясь следовать движениям этих незнакомых ног, властных рук, будучи уже им послушна.
— Ты быстро схватываешь, — сказал ей аргентинец.
Глядя через плечо, Мадлена вскоре увидела Леа в объятиях Фернандо. Обе девушки отдались танцу, забыв о своих офицерах. Для них уже ничего не существовало, кроме чужих ног, чужого пота, иногда они чувствовали обнаженные спины друг друга. Сбившись с шага, девушки начинали снова, следовали за гибкими ногами своего партнера, прикрывали глаза, время от времени посматривая с вожделением на налаченные волосы, полный рот с маленькими усиками, ловя пронзительный взгляд.
Наконец настал момент, когда мелодия, пропитанная меланхолией, пресытила танцующих своей грустью. Дыхание стало прерывистым, ноги отяжелели, а движения обрели свою прежнюю неловкость. Девушки попросили пощады, и аргентинцы тотчас же оставили их. Один из офицеров уже направлялся к выходу, когда Леа заметила его и окликнула. Он изобразил радушие, но никто из мужчин не предложил подругам переночевать в их холостяцкой квартире. На ужин съели несколько устриц в закусочной около Орлеанского вокзала. Девушкам посоветовали хороший отель, оставили немного денег. Они расстались с кавалерами, не поцеловавшись. Совсем забыв, что был канун святого Сильвестра [12], в десять часов вечера Мадлена и Леа заснули в грезах о пампасах.
На следующее утро они решили вновь посетить убежище холостяков. Фиакр отвез их туда, но офицеры успели удрать. Мадлена побледнела, потом схватилась за ручку двери. Леа испугалась, поскольку ручка вот-вот готова была развалиться под напором крутившей ее Мадлены. Наконец она ее отпустила, поправила шляпку и с яростью воскликнула:
— А как мы найдем Роберто? Его адрес был у этих идиотов.
— Роберто, — вздохнула Леа. — И Фернандо…
— Постарайся вспомнить, вместо того чтобы мечтать.
— Это было где-то возле Триумфальной арки.
— Едем туда.
Голос Мадлены дрожал, она еще больше побледнела. Леа испугалась, что хозяйка упадет в обморок: решив найти аргентинцев, они рано встали и ушли из отеля, не позавтракав.
— Пообедаем сначала, — предложила она. — Дай мне деньги, которые у нас остались.
Их едва хватало на еду в дешевой закусочной, хотя трудно было предположить там те же цены, что и в Сомюре. Накануне, перед встречей с офицерами, Мадлена растратила содержимое дедовского портфеля на духи и шарфики. Что же касается «подарка», оставленного им соблазнителями, то он едва покрывал стоимость двух ночей в отеле.
Они вошли в закусочную, проглотили плошку супа, в котором было гораздо больше капусты, чем мяса. На краю стола лежала газета. На первой странице красовались предсказания мадам де Тэб:
«Для вас, дамы, начинается светлый год, предвестник благородного пробуждения, великодушных устремлений…»
Дальше Леа не читала. К ней вернулся ее оптимизм.
— Танго, Мадлена! Я теперь вспоминаю, где это. На маленькой улочке, совсем рядом с площадью Звезды…
— Значит, поищем площадь Звезды!
И Мадлена увлекла свою подругу в послеполуденный голубой и холодный город.
Глава вторая
Мадлена и Леа перепутали Триумфальную арку и ворота Сен-Мартен. Не осмеливаясь спросить дорогу, они устало брели в поисках заведения, где танцевали танго. В конце концов девушки наткнулись на «Грот Венеры» — один из худших кафешантанов, какие только возможно было найти тогда в Париже.
— А ведь здесь дебютировала красотка Отеро! — сказала Леа.
— А Мата Хари? — спросила Мадлена. — Думаешь, сюда приходит Мата Хари?
— Да, — ответила Леа. — И Сесиль Сорель, Режана, Мистингетт [13], Лиана де Пужи, Клео де Мерод!