«Жигуленок» у Короткова был стареньким и годился разве что на металлолом, но Юра ездил на нем, выжимая из дряхлого автомобиля последние жизненные соки, потому что финансовых перспектив на приобретение новой машины не было никаких. Когда-то эти «Жигули» были куплены на деньги тещи, которая собиралась помочь дочери и зятю с кооперативной квартирой. Когда внезапно появилась возможность встать в очередь на улучшение жилья, было решено в кооператив не вступать, а вместо этого купить машину. Было это давно, тогда еще не было маленького сына, теща была энергичной и полной сил женщиной с легким и уживчивым характером, и Юре казалось, что они прекрасно поживут еще какое-то время в двухкомнатной квартире, не стесняя друг друга. Потом родился сын, а через очень непродолжительное время тещу парализовало. Очередь же на жилье, в которой Коротков стоял под номером 586, двигалась сначала медленно, а потом и вовсе остановилась. Теперь он ездил на вконец раздолбанной умирающей машине, ютился в одной комнате с женой и подросшим сыном, потому что в другой комнате лежала больная Лялькина мать, и ежедневно объяснялся с супругой по поводу того, почему он не бросает службу в нищей милиции и не уходит в частный сектор, где, по ее мнению, «платят бешеные бабки».
Все сослуживцы Короткова об этом знали, и потому никого не удивляли его любовь к работе в выходные дни и нежелание по вечерам возвращаться домой.
После того что произошло во вторник, Соловьев начал чувствовать, что душа его странным образом как бы раздваивается. Марина приезжала каждый вечер, и Андрей при этом проявлял поистине чудеса деликатности, изображая гостеприимного домоправителя, который всегда точно знает, когда приходит пора тактично удалиться под благовидным предлогом, оставив хозяина наедине с гостьей. Но чем больше Соловьев погружался в нескрываемую влюбленность молодой женщины, чем искуснее и изобретательнее ласкал ее, тем чаще он думал об Анастасии.
Почему она не звонит? Почему не приезжает? Потеряла к нему всякий интерес? Неужели она действительно появлялась здесь только для того, чтобы убедиться в своем равнодушии к нему?
Он скучал по ней, и чем дальше – тем сильнее. Марина была прелестна, она согревала его своими пылкими чувствами и жаркими ласками, а Соловьев вспоминал сдержанную, холодноватую, чуть циничную Анастасию, которая никак не реагировала на его поцелуи. И с тоской понимал: он хотел бы, чтобы это она, а не Марина приезжала к нему каждый вечер. Чтобы она, а не Марина обнимала его. Чтобы она, непостижимая, непонятная, ускользающая, когда-то больно обиженная им Анастасия, а не кареглазая влюбленная Марина сидела с ним долгими вечерами в гостиной, ведя неспешный интересный для обоих разговор. С Мариной разговаривать было не о чем, она ничего не понимала ни в культуре Востока, ни в литературе, ни в искусстве перевода, а с Настей он мог говорить об этом часами.
Несколько раз он звонил ей, но к телефону все время подходил мужчина, вероятно, ее заслуженный муж-профессор, и вежливым, доброжелательным тоном сообщал, что Анастасии Павловны нет дома. Спрашивать ее служебный телефон Соловьев не осмеливался, ибо понимал: раз Настя сама не оставила ему номер, значит, его звонки к ней на работу нежелательны. Мало ли какие порядки на этой фирме? Может быть, там работают знакомые ее мужа, а все звонки, в том числе и личные, прослушиваются через коммутатор и фиксируются. Но почему же она сама не звонит?
В пятницу неожиданно заглянул сосед Женя Якимов.
– Владимир Александрович, а куда же ваша знакомая пропала? – спросил он. – Она просила меня узнать, не хочет ли кто-нибудь застраховать дом. Мы договорились, что как только наберется несколько желающих, приедут представители ее фирмы. Я для нее все узнал, а она не звонит.
– А вы позвоните ей, – посоветовал Соловьев.
– Но… Она свой телефон не оставила, – растерялся Женя. – Я так понял, что она собиралась сама мне позвонить, даже номер записала.
– Я дам вам ее домашний телефон. Звоните, не стесняйтесь. Может быть, она думает, что вы еще не успели ни с кем поговорить. Позвоните прямо сейчас, отсюда. Заодно и я с ней поговорю.
Но Анастасии снова не было дома. Женя попросил ее мужа передать, что он звонил, и на всякий случай оставил свой телефон – вдруг она потеряла бумажку с записанным номером. После его ухода Соловьев вдруг почувствовал, что у него дрожат руки, как у влюбленного юнца, который при помощи разных дурацких ухищрений пытается дозвониться до избегающей его девушки.
– Это какая Анастасия? – ревниво спросила Марина, когда за Якимовым закрылась дверь. – Та, что была здесь, когда я в первый раз приезжала?
– Да, та самая, – сухо ответил Владимир Александрович.
Он вовсе не намеревался обсуждать Анастасию с Мариной, но та проявила довольно настойчивый интерес.
– Ты давно ее знаешь?
– Давно. Я был аспирантом у ее матери.
– И у вас был роман?
– Марина, ну какое это имеет значение?
– Имеет. Был?
– Ну был. Но с тех пор прошло много лет.
– А зачем она сейчас приезжает к тебе?
– По старой дружбе. Ты что, ревнуешь?
– Конечно.