Я кивнула и понеслась к лестнице. Ольга еще не успела забыть про «сырой» торт и салаты со сгущенкой, а тут новая напасть.
Благополучно оказавшись в спальне, я расслабилась, потом через полуоткрытую дверь стали проникать вопли Зайки.
– Негодник! Бездонный питбуль! Жрет все, что не прикончено.
Следом посыпались сочные шлепки, очевидно, разозленная Заюшка, схватив газету, наказывала ни в чем не повинного пса! Затем послышался бодрый цокот когтей о дубовый паркет, и в мою комнату ворвались растерянные собаки во главе с Хучем. Мопс бодро вскочил на кровать и нырнул под одеяло, Снап шмыгнул в ванную, Банди, сопя от напряжения, пролез под кровать, Черри, тяжело вздыхая, легла посреди ковра, а Жюли мгновенно зарылась ей в живот.
Я быстро задвинула защелку, если Ольга захочет войти, скажу, что у меня мигрень. Но Зайка, очевидно, посчитав расправу законченной, не стала подниматься по лестнице.
– Эй, ребята, – шепнула я.
Снап высунул из ванной морду.
– Гав?
– Печенья хотите?
Хуч вылез из-под перинки, Бандюша выкарабкался наружу, Жюли стала повизгивать, а Черри тихо выть. Печенья желали все.
– Ладно уж, – вздохнула я, беря с подоконника вазочку, – считайте, извиняюсь перед вами.
Не умеющие обижаться на хозяев псы счастливо схомякали запрещенное лакомство, а я предприняла еще одну попытку дозвониться до Пищикова, вновь потерпела неудачу и набрала номер Нины Алексеевны.
– Алло, – ответила мать Милы, – кто там?
– Это Даша.
– Какая?
– Васильева.
Повисла напряженная тишина, потом Нина Алексеевна сердито поинтересовалась:
– Что надо?
– Можно к вам приехать?
– Ночь на дворе.
– Завтра, с утра.
– Зачем?
– Мне очень надо с вами поговорить.
– У нас нет общих тем, – отрезала Нина Алексеевна, – человек, позволивший в своем доме убить мою дочь…
– Я ни в чем не виновата…
– Может, и так, только болтать нам не о чем.
– Извините, но речь идет о вашем муже.
– О ком? – изумилась старуха.
– О Николае Шнеере. Вашего супруга так звали?
– Николай Израилевич давно умер.
– Конечно, но мне сейчас в одном издательстве дали рукопись для перевода на французский язык. Вы в курсе, что я хорошо владею иностранным языком?
– Подробности твоей биографии мне малоинтересны, – схамила Нина Алексеевна, – выражайся побыстрей и покороче!
– Хорошо, – покорно согласилась я, – ситуация такова. Моя сестра, Наталья, баронесса Макмайер, еще занимается и издательским бизнесом [29]
.Вообще-то мы с Наташкой не кровные родственники. Сестрами являемся лишь по документам, но Нине Алексеевне детали моей биографии и впрямь ни к чему.
– Сейчас на Западе очень хорошо расходятся воспоминания бывших советских людей об их ужасной жизни при социализме, – спокойно вещала я. – Так вот, Наталья недавно получила очередную рукопись из Москвы, работа заинтересовала баронессу. Написано живо, интересно, много никому не известных деталей. Наташа велела мне сделать перевод, я прочитала книгу и поняла, что речь в ней идет о хорошо знакомых людях, в частности, об отце Людмилы, Николае Шнеере. На мой взгляд – это клеветническое произведение, оскорбляющее память Николая Израилевича, позорящее его. Автор, некий Владлен Богоявленский, воспользовался тем, что основные участники давних событий скончались и никто не сумеет уличить его во лжи, вывалил такую грязь!
– Какую? – перебила меня Нина Алексеевна.
– Дикую, якобы Николай был в КГБ стукачом…
– Книга уже вышла? – взвизгнула старуха.
– Нет, у меня рукопись, вполне можно вообще не пустить ее в печать, но вы не хотите со мной встречаться…
– Немедленно приезжай!
– Уже поздно, – напомнила я.
– Ерунда, я бессонницей мучаюсь, до утра не сплю.
– Ну, если это удобно!
– Поторопись, – закричала вдова Николая.
– А Елена Марковна не рассердится?
– Это кто такая?
– Вы же вместе живете! Мать Кости.
– Не смей при мне упоминать эти имена, – прошипела Нина Алексеевна, – их тут давно нет. Он за решеткой, а она ушла.
– Куда?
– И знать не желаю.
– Вы выгнали Елену Марковну! Господи, куда же она отправилась?
– К черту на рога, – взвыла Нина Алексеевна, – немедленно изволь прибыть ко мне! Нам следует поговорить! Только попробуйте издать книгу! Засужу! Разорю! Опозорю.
– Уже несусь, – пообещала я и, отсоединившись, стала натягивать джинсы.
Глава 25
Телефон затрезвонил снова, ожидая услышать голос Нины Алексеевны, я крикнула:
– Из ворот выруливаю.
– Привет, – сказал мягкий баритон, – как дела?
Прижав аппарат щекой к плечу, я стала застегивать пояс.
– Добрый вечер. Все хорошо.
– Узнала?
– Нет.
– Паша Селиванов, – представился мужчина.