В отличие от папы, у которого по-прежнему густые рыжие волосы, дядя Перси почти облысел. Папа говорит, что тот начал лысеть еще около тридцати. Дядя также носит очки в толстой оправе, что делает его глаза больше, чем они есть на самом деле. Он и правда, самый скучный человек в нашей семье, ну а его старшая дочь занимает почетное второе место.
Хьюго отвлекается от футбольного матча, чтобы поприветствовать Перси, а затем смотрит на меня, выгнув бровь. Нам обоим очень интересно, к чему это все приведет.
Мама торопливо входит в гостиную и подпрыгивает, увидев дядю Перси в своем доме.
— Перси! — восклицает она.
— Гермиона, это просто краткий визит, — сообщает он деловым тоном. Я заметила: чтобы ни говорил дядя Перси, все равно получается какая-то чепуха. — Мне не нравится быть не в ладах с тобой и Роном.
— Ну, да… — мама делает паузу. — Возникло некоторое напряжение.
— Я здесь, просто чтобы пожелать тебе удачи на завтрашних выборах. В конце концов, мы же больше, чем соперники. Мы — по-прежнему семья.
Хьюго засовывает палец в рот, имитируя рвотные позывы, а меня распирает от беззвучного смеха.
— Да, это так, — признает мама. Они жмут друг другу руки, будто настоящие политические деятели. Серьезно, и это моя семья, я не шучу. Иногда мне интересно, не придумала ли я все это. Но я абсолютно уверена, что это правда.
Папа спускается вниз, уложив Эйдана спать, и явно напрягается, когда видит Перси. Хотя, кажется, мы все испытываем облегчение от того, что тетя Одри не пришла.
— Рон, — Перси подходит к нему. — Я здесь, чтобы ослабить напряжение между нашими семьями. Я знаю, с Одри иногда непросто поладить…
— Ну, это явно преуменьшение, — выдаю я, за что получаю грозный взгляд от мамы.
— Да, в общем… — смущенно продолжает Перси. — Я хочу принести извинения за это напряжение и пожелать Гермионе удачи завтра.
Папа — странный человек. Сложно предугадать, как он отреагирует на это. С одной стороны, я не удивлюсь, если он заедет Перси в лицо и выгонит из дома. С другой стороны…
Папа жмет руку Перси:
— Спасибо.
Дядя Перси остается на чашку чая и мы беззаботно болтаем о вещах, не связанных с выборами. Он поднимает вопрос о Джеймсе, уточняя, общались ли мы с ним на протяжении его отпуска, и мы неловко меняем тему. Возможно, наши отношения и наладились, но семье Перси не стоит знать о проблемах Джеймса — ещё чего не хватало, чтобы информация просочилась в прессу.
На следующий день мы всей семьей отправляемся в Министерство магии, чтобы проголосовать. Видим много знакомых лиц, включая тех, с кем я училась в Хогвартсе. Марк Меттьюз, старый друг Джеймса, спрашивает, как тот поживает, и я так же вру, что Джеймс в отпуске. Бабушка Молли и дедушка тоже здесь, но они не говорят мне, за кого проголосовали. Полагаю, дедушка отдал голос за маму, а вот на счет бабушки сложно сказать.
— Я люблю их обоих одинаково, — настаивает бабушка Молли.
— Но дело не в том, как сильно ты их любишь, бабуля, — объясняет Хьюго, — а в том, как хорошо они будут выполнять свою работу.
— Все равно у меня не должно быть любимчиков.
Вдруг я замечаю знакомое лицо, которое совершенно не ожидала здесь увидеть.
— Твою мать, — тихо ругаюсь я, но, к сожалению, бабушка слышит меня и отчитывает, как ребенка. Иногда она бывает устрашающей, поэтому я извиняюсь.
Том разговаривает с мамой. А я начинаю паниковать. Меня прошибает такой паникой, что кажется, вспотел даже мой зад. Я внезапно обращаю внимание на свои руки и ноги и понятия не имею, что с ними делать. Что со мной не так? Он просто мужчина. Просто адвокат. С красивыми волосами. Но он носит поношенную одежду и выглядит как бездомный. Я не должна потеть из-за адвоката, который выглядит, как бездомный.
Я глубоко вдыхаю и направляюсь к ним. Не вижу причины не делать этого. В конце концов, мы с Томом просто знакомые, так что это просто акт банальной вежливости. Том совершенно не выглядит встревоженным моим присутствием. Я вот едва не заработала обезвоживание, в то время как он абсолютно спокоен.
— Роза, вот ты где, — мама улыбается мне. Она явно на взводе — в глазах виден маниакальный блеск.
— Здравствуйте, Роза, — дружественно приветствует меня Том. Я не отвечаю, но бросаю на него удивленный взгляд. Привет, Роза. Серьезно? Привет, Роза? И что мне с этим делать?
— О, и Тимоти здесь, пойду поздороваюсь, — мама находит предлог и уходит.
Том не выглядит смущенно, хотя должен был бы. Будто и не было тех объятий добрых десять минут посреди Косого переулка на прошлой неделе.
— Ну что, за кого проголосовали? — ухмыляется он.
— Здравствуйте, Роза, — повторяю я глубоким мужским голосом. Ну, по крайней мере, моей версией мужского голоса. — Ну что, за кого проголосовали?
Вот теперь он смущен. Миссия выполнена.
— У вас был припадок? — спрашивает Том.
Вот теперь ко мне приходит осознание, как глупо я выгляжу и звучу. Мы обнялись. Просто обнялись. Я обнимаю Дом. Я обнимаю маму. Я обнимаю Ала и Дженни. Так почему же я увидела что-то большее в том дурацком объятии?
— Верно, — отвечаю я. — Мне нужно найти Барни.