И почему она это говорит, когда мой ребенок находится в одной с нами комнате?
— Мама собирается застрелить стриптизеров! — взволновано вскрикивает Эйдан.
— Поздравляю, Дом, — бормочу я. — Эйдан, почему бы вам с Ремусом не поиграть в гостиной?
— Но мама…
— Немедленно.
Мальчишки убегают в гостиную, размахивая воображаемыми палочками и насылая воображаемые заклинания. Я разворачиваюсь к Дженни и сверлю ее взглядом.
— Роза, я знаю, что она тебе не нравится, но не могу же я не пригласить ее, — оправдывается Дженни. — Думаю, что вы бы с Дэйзи смогли бы поладить, если бы ты дала ей шанс.
Я готова заорать сию же минуту, и это вовсе не смешно. Если бы они только знали, что задумала Дэйзи. Если бы это был мой девичник, я бы не пригласила на него злую, коварную суку, которую ненавидит Дженни…
— А давай пригласим Лауру! — ухмыляюсь я. Теперь уже Дженни прожигает во мне дырки взглядом.
— Зачем приглашать Лауру? — спрашивает она, хмуро смотря на меня. — Мы с ней не лучшие подруги.
— Ну, это была бы прекрасная возможность выровнять ситуацию! — усмехаюсь я, а затем добавляю: — В том смысле, она очень милая, если ты узнаешь ее получше.
Дженни и Лаура никогда особо не ладили. Дженни думает, что Лаура — эгоистичная стерва, в то время, как Лаура думает, что Дженни — раздражающая маленькая пай-девочка. И я не знаю точно, кто из них прав. Иногда, я согласна с обеими, иногда — нет. Все зависит от настроения.
— В словах Розы есть резон, — говорит Дом. — У Лауры чудесный смех.
Выражение лица Дженни говорит только об одном желании — как можно скорее прикончить меня. Она всегда старается дать людям шанс, и сейчас было бы лицемерием не пригласить Лауру.
— Ладно, пусть она приходит, — бормочет она. — Но тогда и Дэйзи тоже может прийти.
— Прекрасно, — бормочу я в ответ. Надеюсь, я подхвачу драконью оспу на этих выходных.
Сестра Дженни Джиллиан очень похожа на нее. На два года старше, с такими же каштановыми волосами и большими глазами, и такая же коротышка. Единственная разница между сестрами Уинтерс в том, что Джиллиан — маггла, как и все остальное ее семейство. Джиллиан гораздо спокойнее Дженни, да и манеры ее такие прекрасные, что на ее фоне Дженни выглядит грубиянкой… а это о многом уже говорит. Джиллиан из тех людей, при которых мне становится неудобно ругаться, ведь она может посчитать меня плохим человеком, даже если никогда и не скажет об этом в лицо. Меня вгоняет в ужас эта милая, добросердечная, щедрая девушка ростом всего в пять футов. И я практически уверена, что сама она напугана Дом, которая, похоже, и вовсе не видит проблемы в том, чтобы выражать свои мысли не всегда цензурно.
Иногда у меня возникает вопрос — на самом ли деле Дом дочь тети Флер? А еще у меня есть теория, что однажды во время смены дяди Билла в Гринготтсе бывшая заключенная по имени Сумасшедшая Ким попыталась ограбить банк. Дядя Билл помешал ей, и, конечно же, после ожесточенного противостояния они провели жаркие часы в одном из банковских хранилищ. А девять месяцев спустя, на пороге Ракушки появился сверток с ребенком, и тетя Флер решила воспитать его, как собственного. И только дядя Билл видел вложенную в пеленки записку «Она твоя. Сумасшедшая Ким». И тетя Флер на самом деле не знает, что Дом — биологическая дочь дяди Билла.
Ладно, Дом была похожа на тетю Флер, ну, до того момента, как решила перекрасить волосы, и только одно это низводит мою теорию до уровня базарной сплетни. Но, тем не менее, что-то явно пошло не так в генетическом плане — она может быть красоткой, но изящества в ней столько же, сколько в вомбате под наркотой.
После посиделок у Дженни мы с Эйданом отправляемся к маме и папе на ужин. Мы приходим к ним каждую вторую субботу, если в этот день он не гостит у Скорпиуса. Папа открывает двери, выглядя весьма раздраженным.
— Что еще…
— Одри, — коротко отвечает папа, прежде чем я успеваю задать вопрос. Эйдан забегает внутрь, до того как я успеваю взять его за руку и смыться домой — терпеть не могу находиться с Одри под одной крышей. Она именно тот человек, которого вы бы назвали целиком и полностью свихнувшимся.
— Она здесь? — спрашиваю я, пока папа отходит в сторону, чтобы впустить меня.
— Ага, помогает твоей матери с предвыборной кампанией, — поясняет папа. — И она здесь уже шесть часов.
Краем глаза я замечаю, как он лихорадочно сжимает мяч-антистресс, который я подарила ему на день рождения.
Одри сидит за кухонным столом вместе с мамой, а вокруг них валяется не меньше сотни плакатов с фото мамы и лозунгами типа «Уизли всего добьется!», а у мамы на лице застыло такое выражение, словно она готова придушить ее немедленно.
— Гермиона, не понимаю, почему бы нам не использовать эту прекрасную фотографию для плакатов, она ведь просто потрясающая, — произносит Одри.
— Но я в купальнике на пляже Италии! — протестует мама, а затем добавляет. — И она была сделана больше двадцати лет назад во время нашего медового месяца!
— Ох, не будь такой переборчивой…
— Привет, Роза, — устало вздыхает мама, когда замечает меня, и встает, чтобы обнять. — Как прошло свадебное планирование?