Стимпанк

На стене над роялем, который стоял на брюссельском ковре с цветочным узором в парадной гостиной «Имения», висела гравюра под названием «Затравленный олень». Деликатесная оленина, настигнутая на открытом месте и окруженная безмолвно лающими псами, вовеки созерцая нацеленное ей в грудь копье охотника на коне, была явно готова испустить дух от чистого ужаса.

Именно так почувствовала себя Эмили, едва Уитмен произнес свой скрытый вызов касательно вместимости ее корзинки с колесиками.

На лбу у нее выступила испарина, ноги и руки отказывались ей служить. Небо… небо, казалось, весило безмерно много, и она ощутила неколебимую уверенность, что Небеса рухнут и засыплют ее Лазурью…

И потому она убежала.

Как ребенок, испуганный тенями, она убежала с заднего двора «Лавров» через приграничную рощицу в приют своей спальни в «Имении».

Там она оставалась следующие двое суток, скорчившись под своими одеялами. Даже Карло был изгнан.

(И какие еще из возможных тягот тотчас обрушились на нее, как не внушающие леденящий страх ее месячные! Французские Золотые Периодические Пилюли доктора Дюпонко иногда облегчали это женское проклятие, но служили малым утешением. Где, где Пилюля для ее Нервов?)

Между приступами самобичевания и слезами Эмили сложила в уме стихотворение, чтобы период боли не пропал втуне. 

Олень Сраженный прыгает всех выше…
Охотника небрежные слова,
Это лишь Смерти Экстаз,
Недвижна снова Листва!

Ключ из Скалы Рассеченной!
Прижатой Пружины прыжок!
Краснее всегда Щека там,
Где Лихорадки ожог!

Веселость – Кольчуга Муки,
Ее надевает она -
Пусть никто не увидит крови,
Не воскликнет: «Ты сражена!»

Она интуитивно поняла аллегорию Уитмена, едва он заговорил. Двойной смысл, который так легко рождался ее собственным языком или пером, все еще обладал свойством пугать ее, когда неожиданно прятался в словах кого-то другого.

Уитмен предложил – нет, потребовал! – полных и открытых отношений с ней. Недостаточно, мог бы он прямо сказать, что ты отдаешь мне эти исписанные каракулями листки, ожидая в ответ моего мнения о них (оценив то, что увидела ранее в свете моей новооткрытой славы). Нет, если ты приближаешься ко мне, ты должна сделать это в полной наготе. Ты должна быть со мной, как женщина с мужчиной, как душа с душой, ничего не прятать, если ищешь подлинного сока моих плодов, истинную плоть моего языка.

А Эмили очень опасалась, что на это она как раз и не способна.

Хотя жаждала этого.

Только один раз она полностью открылась другому.

И поглядите, чем это обернулось.

И не то чтобы милый Джордж был виноват. Мало нашлось бы мужчин, способных выдержать гнев Эдварда Дикинсона, и мечтательный интеллектуал Джордж Гулд, постарше Эмили, друг Остина и блистательный студент Амхерста, в их число не входил. Когда Сквайр узнал о их невинном и все же пылком романе и изгнал Джорджа, ни он, ни Эмили не нашли в себе сил восстать, хотя на весы были брошены жизни их обоих.

И затем Эмили сделала свой Белый Выбор: символизируемый ее неизменным снежным одеянием Небесный Брак вместо земного, в который она поклялась никогда не вступать.

Так как же с подобным испытанием у нее за спиной могла она обрести силу дать Уитмену то, чего он, очевидно, требовал?

Нет, невозможно…

В дверь Эмили властно постучали. Прежде чем она успела что-то сказать, дверь распахнулась.

В комнату промаршировала Лавинья с ужином на подносе.

– Честное слово, Эмили, вы с мамой меня убьете. Таких двух больших младенцев я в жизни не видывала! Вот выйду замуж и избавлюсь от вас обеих! И тогда посмотрим, долго ли тут все продержится!

Эмили приподнялась и села на кровати, заинтригованная вспышкой сестры.

– А за кого ты выйдешь, Винни? У тебя есть потенциальный жених, о котором мне следовало бы знать?

– Ха! Не беспокойся, я сумею обзавестись мужем, займись я этим всерьез. Может быть, и займусь. Ну, вот твой ужин. И, пожалуйста, без жалоб, что мой индейский хлеб хуже твоего.

Винни поставила поднос и повернулась, чтобы уйти. У двери она остановилась.

– Не думаю, что тебя интересуют новости о папе.

– Он все еще в Бостоне?

– Подальше. Хотя партия не убедила его баллотироваться в этом году, они уговорили его помочь их кандидату в президенты Джону Беллу. Сквайр сейчас на пути в Вашингтон, а затем далее на юг и запад. Неизвестно, сколько он будет отсутствовать. И мы должны радоваться этому. Будь он здесь и наблюдай, что затевает Остин со своими помешанными приятелями, его мог бы хватить удар! Весь город и так с ума посходил.

Муки Эмили совсем затмили в ее памяти Остина и его нелепые планы путешествия в потусторонность. Но теперь ее вновь окутала странная атмосфера «Лавров».

– Что делает Остин?

Винни вздернула нос и фыркнула.