– Какой брат не обрадуется, видя свою сестру счастливо пристроенной? – серьезно сказал он, но поймал ее взгляд и улыбнулся. – Ну, хорошо. Возможно, это не совсем то, что я себе представлял, но да, я рад, что она счастлива.
Подумать только! Даже после того, как Амелия безрассудно рисковала его жизнью в пылу своей дурацкой страсти, он все равно желал ей добра. Он управлял семейными финансами, и ее отказ выходить замуж бил по нему так же сильно, как по отцу, лорду Оберманну, и все равно его в первую очередь заботило ее благополучие. Кажется, все, чего он хотел в жизни, – это заботиться о семье.
Хоть бы он еще дал кому-то позаботиться о нем самом!
Софи кашлянула.
– Твоя сестра сказала, что ты желал переговорить со мной. Я и сама намеревалась с тобой поговорить. О моих средствах. Мне известно, что ваша мать рассчитывала на брак Амелии с сэром Томасом, чтобы рассчитаться с некоторыми долгами, и вот я подумала, что могла бы, возможно, выплатить…
– Это весьма щедро с твоей стороны, но совершенно невозможно, – прервал ее Валериан, побледнев. – Твой будущий супруг…
Тут он прикусил язык и решил начать сначала.
– Да, мама́ никогда не скрывала своих надежд в этом отношении, но я совершенно определенно дал ей понять, что ты должна как следует выйти в свет и насладиться первым сезоном дебютантки. Она сама представит тебя ко двору, все как полагается. Софи, ты знаешь, я не охотник за деньгами…
– Ты все еще считаешь меня ребенком, – горячо возразила Софи. – Но, поверь, я сумею отвергнуть любое предложение, которое придется мне не по нраву!
– Одно то, что ты сама в состоянии постоять за себя, еще не повод проверять характер! Я прекрасно понимаю, в каком неудобном положении ты оказалась – в одном доме со мной, моей матерью и ее интенциями. Ты – алмаз чистой воды, Софи, – добавил он со вздохом. – И я не хочу, чтобы ты разменивалась на меня.
– Как я могу разменяться на тебя, если ты так никогда и не дал мне подобной возможности? – лукаво спросила она.
Разумеется, прошло целое долгое мгновение, прежде чем Софи поняла, что сказала. Невыносимый стыд затопил ее. Что он теперь о ней подумает?
И ведь как бы горько она себя ни стыдила, ей все равно придется встречаться с ним по утрам глазами над – неразбитой, хочется надеяться – чашкой какао.
Конечно, Валериан мог решить, что она недопустимо для леди прямолинейна, но и трусихой ей быть совсем не хотелось. Софи решительно вздернула подбородок… и увидала на лице Валериана выражение, которого совсем там не ожидала.
– Софи, – сказал он, не то делая выговор, не то восхищаясь, – то, как ты обращаешься с кочергой… и как готова поцеловать кого угодно, если это нужно для спасения семьи…
– Прекрати, это нечестно! – Она засмеялась, сама не веря своему счастью.
– Возможно, ты позволила бы мне…
– Ну неужели нет? – воскликнула она и, доказав на практике, что угроза семейным ценностям – отнюдь не единственный способ заставить ее что-то сделать, поцеловала его.
М.Т. Андерсон
Механический оракул
Пустынная ящерица, чарующая взор, стремительная и в бегстве, и в атаке, может достичь полной зрелости только в самых суровых условиях, в жесточайшей из пустынь, лишенной благодатных рос, нещадно палимой солнцем. Таким же был и Марк Фурий Медуллин Махинатор – изобретатель механического оракула. Не доведись ему вырасти в крайних муках и лишениях, может, он никогда и не открыл бы стохастикон, принесший великому Риму столько побед и столько горя.
Но не для этого пришел он в мир. Марк Фурий происходил из досточтимой ветви семейства Фуриев, подарившей народу Рима не одного трибуна. Говорят, дом его отца вполне соответствовал цензу, и когда бы не обстоятельства, Марк мог бы в будущем претендовать на более чем достойную должность. Некоторые утверждают, что рождение его сопровождалось многими знамениями: в небе над Бруттием[20] являлись огненные щиты, а пифия весь этот день безбожно стонала и выла и пророчествовать не желала, когда же к ней приступали, верещала и корчилась на Пупе Юпитера, как обезьяна. Один из децемвиров[21] обнаружил, что Сивиллины книги, где содержатся все гражданские ритуалы и правила жертвоприношений, в одну ночь поросли бородавками: страницы в них обметало, как сыпью. Верить подобным россказням, впрочем, не стоит: суеверный люд вечно несет всякий вздор, стоит ему лишь прослышать о возвышении того или иного лица.