Через ее юбку отчетливо виднелись чайные полотенца, которые я как раз разложила на крышке ларя.
– Г-г-г, – сказала я, потом хлебнула чаю и предприняла вторую попытку: – И вам добрый вечер, мисс.
– Ага, – молвила она с торжеством. – Так и знала, что узришь ты меня! А то уже впору чувствовать себя окном – все глядят через тебя насквозь. И это мне, красе четырех графств! Скажи, девушка, будь любезна, какой год нынче на дворе?
Я собралась с силами.
– 1861-й, мисс.
– 1861-й? Вот уж не думала, что так много времени минет. И все ж от собственного потомка можно было ожидать приема и получше, ты не находишь?
Несмотря на манеру выражаться, голос ее звучал печально и, пожалуй, даже чуточку испуганно.
– Не всем дано видеть, мисс, – осторожно сказала я. – Сэр Артур – он хороший человек и очень умный впридачу.
– Слишком умный, чтобы верить в призраков, – огрызнулась она. – И как назло, именно тот из Комлехов за последние две сотни лет, кому бы очень не помешало мне внять.
Я аж выпрямилась в кресле.
– Сокровище Комлехов, да?
– Что ты можешь знать о сокровище Комлехов, девушка?
– Что в легенде было, то и знаю, – примирительно сказала я. – Это же так романтично, мисс: защищать свой дом с дедушкиным мечом в руках!
Мистрис Анхарад рассмеялась, только в смехе ее было вдоволь битого стекла.
– Романтично, вот как? А вот прожить это на собственной шкуре было совсем не романтично.
– Хотя вряд ли можно сказать, что я это прожила, – добавила она, бросая горький взгляд на свою окровавленную рубашку.
Я так пристыдилась и так смутилась, что рассыпалась в извинениях и стала на полном серьезе предлагать ей чашку чаю. Она хохотала несколько минут – на сей раз нормальным настоящим смехом – и сказала, что ейная матушка свято верила в целительные свойства чая. Я тогда ей рассказала про свою, а она сказала, чтобы я звала ее мистрис Анхарад, и мы принялись довольно мило болтать… пока она не велела объяснить ей, что за «грязные и противоестественные твари наводнили наши конюшни».
Приказ есть приказ, а дело служанки – слушаться. Я рассказала ей про заводные механизмы и звуковые волны, потом вызвала из буфетной Бетти. Это оказалась скверная идея. Когда Бетти въехала в кухню, мистрис Анхарад пропала с глаз и появилась только несколько минут спустя – вся какая-то бледная и будто бы даже с прорехами.
– Ой, простите, – сказала я и загнала робота обратно «Джигой епископа Бангора».
– Помяни мое слово, – сказала мистрис, – эта бездушная тварь станет концом моего дома.
– Раз уж сэр Артур вас не слышит, – скромно сменила тему я, – может, скажете мне, где спрятано сокровище, а я ему передам.
– А тебе он, конечно же, поверит! – Ее презрение можно было на хлеб намазывать. – Забросит все свои драгоценные эксперименты и примется взамен долбить дыры в стенах.
– Это смотря по тому, как подать, – ощетинилась я.
– Может, да, – отозвалось привидение, – а может, нет. Даже желай я этого, я все равно не смогла бы тебе рассказать, где спрятала сокровище. Ты просто не услышишь. Ибо ты не нашего рода.
– Ну, покажите тогда.
Она неопределенно пожала плечами.
– Жизнь призраков опутана правилами и ограничениями – совсем как у молодых леди благородной крови. Будь у меня выбор, не стала бы ни тем, ни другим.
Уже пробило одиннадцать, и Мам ждала меня домой, чтобы запереть входную дверь на ночь. Я еще раз пораскинула утомленными мозгами.
– Может, придумаете стишок-загадку? Или оставите цепочку подсказок?
– Нет и нет. Только сэру Артуру я могу открыть тайник…
– …а сэр Артур в привидения не верит, – закончила я за нее. – Да и в сокровища тоже.
– Вот если б ему совсем ничего не надо было говорить! – отозвалась она сварливо. – Слепой дурень, вот он кто. Но я должна. Не знать мне ни мгновенья покоя, пока дом Комлехов не будет в целости и сохранности. И кто только это придумал?!
Вот так и началась долгая осада сэр-Артуровой башни невежества, что без окон, без дверей, предпринятая мистрис Анхарад, девицей, но вместе с тем как бы его прародительницей.
Призраки мало что могут сделать в мире живых, но что могла, она честно делала. Дула ему в уши, ерошила волосы, щипала за руки, проливала кофе, кидалась едой. Но добилась в итоге только ироничных ремарок по поводу сквозняков, блох и общей неуклюжести, от которых она ругалась и выла, как дикая тварь.
Мне иногда огромных трудов стоило не смеяться.
Осада длилась уже, наверное, с месяц, когда сэр Артур вдруг сообщил мне – стоял холодный июльский вечер, снаружи ливмя лило, а я как раз принесла ему кофе, – что в субботу к ужину будут три джентльмена.
– Эти господа, сударь, – сказала я со сливочной кротостью, – они собираются остаться на ночь?
– Ну да. А что, есть какие-то проблемы?
Я поджала губы и вздохнула.
– Возможно, вы не знали, сэр, но у нас ни в одной спальне нет матрасов, за исключением вашей собственной. И ни одной целой простыни, чтобы их застелить. Я, конечно, могу вам подать пирог с бараниной в утренней гостиной, но как-то неудобно, чтобы гости довольствовались тем же, – они ведь из самого Лондона прибудут.