Стёртый

Домой я идти не хотел. Мама с папой, наверное, уже перестали ругаться, но, когда узнают о том, что случилось в школе, точно начнут по новой. Нет. Пойду лучше туда, где мне всегда спокойно. К Рэгу.

Я вбежал в бунгало через заднюю дверь.

– Рэг? Это я. Можно… можно мне у тебя посидеть немного?

Рэг вышел в коридор. Вид у него был смущённый.

– Что? Кто ты? – спросил он, держась рукой за дверной косяк.

– Рэг, это я, Максвелл! Ты меня знаешь. Я почти каждый день к тебе прихожу. Поверь мне на слово, ладно? Я… не могу сейчас всё опять объяснять…

Видимо, он заметил, что я плакал. Он задумчиво на меня посмотрел, прошёл на кухню и сказал оттуда:

– Проходи в комнату, юный Максвелл. Я принесу нам печенье и налью что-нибудь попить. Как ты на это смотришь?

Я вздохнул с облегчением.

– Спасибо, Рэг. Это как раз то, что нужно.

Я прошёл в гостиную и плюхнулся на диван, чувствуя себя ужасно уставшим. В школе сейчас, наверное, творится не пойми что. Рассерженные родители уже приехали и требуют объяснений, кто виноват в том, что их дети размазывают слёзы по щекам.

Рэг вышел из кухни с банкой печенья и двумя стаканами апельсинового сока на подносе. Он опустил поднос на стол, открыл жестяную банку и наклонил ко мне.

– Что ж, расскажи немного о себе. Может, я что-нибудь вспомню.

Я взял имбирное печенье.

– Меня зовут Максвелл Беккет. Мне двенадцать, и… все меня ненавидят.

Рэг хлебнул апельсинового сока.

– Это очень серьёзное заявление, Максвелл Беккет. С чего бы всем тебя ненавидеть?

Я начал обгрызать печенье с краёв. В горле всё ещё стоял ком, и есть совсем не хотелось, но процесс немножко успокаивал.

– Меня ненавидят за то, что я – это я.

– Это не причина, – возразил Рэг. Он тоже надкусывал печенье по краям, и коричневый кружок постепенно уменьшался.

– Ну, все меня ненавидят, потому что… потому что я неудачник и всё делаю не так. Я всё порчу. Всё.

Рэг молча на меня смотрел.

– И лучший друг меня ненавидит… да и все в школе… даже учителя.

Рэг склонил голову набок.

– А как же твои родные? Они-то должны тебя любить.

Я поднял глаза и сглотнул слёзы.

– Мама с папой слишком заняты тем, чтобы ненавидеть друг друга… но… из-за меня они тоже постоянно ссорятся. И я в этом виноват. Если бы не влипал в неприятности, они бы меньше ругались и, наверное, лучше бы ладили.

Рэг вынул изо рта печенье.

– А вот я тебя не ненавижу, Максвелл. Ты же нарисовал этот чудесный портрет, верно? – Он показал пальцем на свой портрет на каминной полке. Тот самый, с которым я победил на конкурсе. Всё-таки он сам что-то вспомнил.

Я посмотрел на рисунок – одно из немногих своих достижений, которыми всегда гордился. Только сегодня он показался мне неважнецким. Кривой, и один глаз ниже другого.

– Да это просто мазня. Можешь выкинуть, – сказал я.

Рэг вздохнул:

– Вижу я, юный Максвелл, у тебя всего-навсего выдался особенно неудачный день. Со всеми бывает. Я сам в своё время пережил немало таких дней.

Его бледно-серые глаза вдруг потухли, и он задумчиво посмотрел мимо меня, как будто о чём-то вспоминая, а потом перевёл взгляд обратно.

– Однако завтра вряд ли всё будет так же плохо. И послезавтра, и во все следующие дни.

Он снова откусил печенье.

– Нет, ты не понимаешь, – возразил я. – Я всем порчу жизнь. Разбил Чарли нос, хотя и не специально, и школьный праздник из-за меня отменили… мама с папой не ругались бы, если бы не я… Любой взрослый тебе скажет, что я ходячее бедствие. После всего, что я сделал, никто никогда со мной не заговорит. Никто. Все меня терпеть не могут.

Я закрыл глаза и уронил голову на руки. Секунду-другую мы оба молчали, а потом Рэг тяжело вздохнул и спросил:

– Я тебе показывал перо додо?

Я вытер слёзы и посмотрел на него. Рэг стряхнул крошки со свитера.

– Перо додо? – переспросил я.

Он улыбнулся:

– Именно! Знаешь, это такая глупая птица, которая давно вымерла. Принесёшь его? Оно в серванте.

Рэг потянулся за третьей по счёту печенькой.

– Увидишь там картонную коробку с надписью «ДОДО».

Я вздохнул. Только этого не хватало для полного счастья – порыться в серванте, где хранятся всякие жуткие штуковины. Я встал и подошёл к стеклянным дверцам. Засушенная голова-ботинок лежала на том же месте, как и пластиковая коробочка с медиаторами, которые Рэг считал чешуйками русалок. Старый тёмный глобус, усеянный дырками, стоял рядом с чёрной шляпой и большой музыкальной шкатулкой в форме яйца, к которой не было ключа.

Я стал копаться на полках, пытаясь найти перо додо среди всего этого хлама. Я потянулся за маленькой картонной коробкой, придвинутой к дальней стенке, и случайно задел локтем глобус. Он рухнул на пол вместе со шляпой, засушенной головой, чешуйками русалок и деревянным яйцом.

– Максвелл! Что там у тебя? Аккуратнее! – крикнул Рэг из своего кресла.

– Ну вот, я же говорил! – заныл я. – Всё делаю не так!

Я глянул вниз и охнул. Пол был усеян медиаторами, которые все, буквально все, высыпались из коробки.

– Убери всё на свои места, Максвелл, ладно? – попросил Рэг.