Стирая прошлое

Не говоря уже о том, что я протащила Эми через полмира и молчала о возвращении. Она могла бы уехать домой с Рай и Алексом, которые прилетели на похороны и остались на неделю. Возможно, она не хотела уезжать, чтобы не сталкиваться с реальностью жизни, но я должна была разобраться в себе, и как можно скорее. У меня оставалось не так много времени до рождения ребенка, прежде чем я не смогу совершить двенадцатичасовой перелет. И даже если бы это произошло после, мне бы не хотелось быть одной из тех мамаш с кричащим ребенком в самолете.

Маленькая часть меня хотела остаться здесь, в деревне, в тихом уединении, где я чувствовала себя в безопасности и уюте. Но в этом месте также за каждым углом скрывались воспоминания о брате, и не было... Кейда. Я обдумывала все это над тарелкой с яичницей, затем вздохнула и убрала за собой. Взяв куртку и ботинки, стоявшие у двери, я повернулась к родителям.

— Пойду пройдусь, хочу подышать свежим воздухом.

— Ладно, возьми с собой Ганнера. Этому толстяку нужно немного размяться.

Я посмотрела на папу.

— Будто он отпустит меня куда-нибудь одну, — моя точка зрения была доказана, когда возбужденный толстячок-лабрадор ворвался в дверь, которую я только что открыла. — До скорого.

Я прогуливалась по местам, где выросла, восхищаясь ими по мере того, как удалялась все дальше. Прилегающая к дому территория была большой, но не до неприличия. Двухэтажный дом с верандой, огибающей всю заднюю часть, и ступеньками, ведущими вниз в огромный сад. Огромные колонны поддерживали выступающий из гостиной наверху балкон, на фоне виднелись южные горные хребты.

Я оставила дом позади и позволила ногам нести меня к моему месту, к нашему месту. Ганнер пыхтел рядом, но счастливо мне улыбался. Йен часто спорил, что собаки не умеют улыбаться, но я не соглашалась, наш лабрадор был вечно счастлив.

Я восхищалась янтарными и оранжевыми оттенками, раскрасившими деревья, и хрустевшими под ногами листьями. Я любила осень дома, походило на новое начало. Я поднялась по пологому склону, не желая признавать, что мое дыхание звучит опасно близко к дыханию Ганнера.

Я похлопала себя по животу.

— Это все твоя вина, Булочка, раньше я была в отличной форме. Клянусь, если из-за тебя у меня распухнут лодыжки, я буду стричь тебя под ирокез.

Я добралась до вершины, неторопливо подойдя к качелям, свисающим с огромного старого дуба, листья которого мерцали золотом. Сев на качели, стала раскачиваться взад и вперед, бросая взгляд на холмы. Это было наше место. Мое и Йена. Он повесил эти качели для меня, когда мне было восемь, а затем они стали тем местом, куда я могла сбежать подростком. Поплакать из-за разбитого сердца, скрыться от родителей после очередного домашнего ареста или помечтать о том, как начну жить в Нью-Йорке. Йен обещал мне, что здесь ничего плохого не случится. Одинокая слезинка скатилась по щеке. Я долго сидела молча.

— Ты солгал, Йен. Здесь может случиться что-то плохое. Так и произошло. Тебя нет. Ты бросил меня. Я безумно на тебя злюсь. Как ты мог нас бросить? Как мне справиться со всем этим без старшего брата? Ты никогда не увидишь моего ребенка. У тебя никогда не появится свой, я никогда больше тебя не увижу. Мне так больно, что кажется, я буду чувствовать себя так целую вечность. Стану ли я когда-нибудь вновь счастливой? — спросила я у ветра, который унес мои слова прочь.

Прислонив голову к качелям, я в миллионный раз пожелала вернуться в прошлое.

— Гвен, я могу обещать тебе, что ты снова будешь счастлива, чего бы это ни стоило.

Замерев, я встала, обернулась к источнику глубокого баритона и не могла поверить своим глазам. Должно быть, у меня галлюцинации. Передо мной, не сводя с меня глаз, стоял Кейд. Руки он засунул в карманы, а я блуждала взглядом по каждому дюйму его тела. Его волосы стали длиннее, спадая на плечи. Часть лица покрывала густая борода, совсем не похожая на двухдневную щетину, к которой я привыкла.

В глазах, сосредоточенно рассматривающих меня, сверкала масса эмоций. Он выглядел... диким. Он был одет во все черное, что неудивительно. Черная футболка, черная кожаная куртка, и, к моему удивлению, никакого жилета. Черные джинсы и мотоциклетные ботинки. Он казался больше, чем я помнила его два месяца, еще больше мышц, если это возможно. А еще он выглядел... опустошенным.

Я едва подавила дрожь, при виде того, как мой сильный мужчина довел себя до такого состояния, отчего испытала боль. Я молча смотрела на него, застыв, не в силах пошевелиться, заговорить. Не знала, что сказать, что сделать. Слишком боялась, что он может оказаться миражом. Его взгляд переместился с моих глаз на живот, платье на мне было куплено еще до беременности. Светло-розовое, с длинными рукавами, из плотного трикотажа, который обтягивал округлый живот.