— Осторожно! — вскрикивает Эми, и он резко тормозит — дорогу переходит стадо овец. Фермер и его пес выражают недовольство сердитыми взглядами; сами же овцы шествуют через дорогу неспешно и бесстрастно.
— Ух ты. — Джазз посылает фермеру безмолвное "извините" и машет рукой, торопя овечек.
— Что за сюрприз? — спрашивает Эми, когда мы снова трогаемся с места.
— Мак нашел старый ремень безопасности для заднего сиденья.
— Ура! — говорю я с искренним чувством, мысленно умоляя Джазза остаться на дороге.
После едва не случившегося инцидента с овцами Джазз ведет себя немного осторожнее. Тревожная ночь и последующие попытки не уснуть на занятиях оставили меня без сил. Веки снова и снова ползут вниз, и стоит им только сомкнуться, как я ощущаю себя замурованной в кирпичной башне. Голова в очередной раз опускается на спинку переднего сиденья, и в голове начинают кувыркаться уже привычные образы: памятник с вырезанным на нем именем Роберт Армстронг, тесная башня…
— Держись, не засыпай, — говорит Эми, и я вздрагиваю.
— Вот видишь, — вставляет Джазз, — водитель не так уж плох, если пассажир может уснуть.
Мак вытаскивает из машины заднее сиденье.
— А что, если мы пока прогуляемся? — Джазз подмигивает Эми и со значением смотрит на меня. — Конечно, если ты устала…
— Вид у тебя и впрямь измученный, — подхватывает Эми. — Мы недолго.
Они направляются к отходящей от дороги тропинке.
— Не хотите брать меня с собой, так прямо и скажите, — обиженно бросаю им вслед я.
Мак выглядывает из машины и смеется.
— Выпей чего-нибудь, если хочешь.
— Нет уж, спасибо, — говорю я, помня о домашнем пиве, которым он угощал меня в прошлый раз.
— В холодильнике есть что-то полегче, — ухмыляется он, как будто знает, о чем я подумала. — В любом случае иди в дом. Перекуси, если захочешь. Включи телик. Они так быстро не вернутся. — Он снова смеется.
Другими словами, не стой над душой, пока я разбираюсь с этой грудой ржавого железа.
Ну и ладно. Я иду в дом. В холодильнике действительно обнаруживаются напитки, вполне невинные в сравнении с теми бурыми бутылками в буфете. В перерыве на ланч я пробежала несколько кругов и теперь чувствую себя по-настоящему голодной. Бен составил мне компанию и даже не спрашивал, что случилось. Может, ему надоело задавать вопросы, на которые я не отвечаю.
Нахожу сыр и неровно нарезанный — тоже домашний? — хлеб. Высовываю голову за дверь и кричу:
— Сэндвич хочешь?
— Конечно, — доносится из машины. — Сейчас буду.
Готовлю сэндвичи. Хотя и не большая поклонница, включаю телевизор и быстро перещелкиваю с канала на канал, благо их всего три. По Би-би-си-1 идет какое-то тупое комедийное шоу с закадровым смехом, смысл которого от меня ускользает. На Би-би-си-2 садоводческая программа, посвященная увеличению производительности. Би-би-си-3 рассказывает о новостях и погоде. Осенью ожидается хороший урожай. Потом показывают Лондон. Снимали в том числе и на улицах, по которым я проезжала по пути в больницу и обратно, но сейчас их не узнать. Не видно, например, выгоревших зданий. И охранников.
— О чем задумалась? — На пороге стоит Мак.
— Знаешь, я была на этой дороге, но по телевизору она выглядит иначе: чище, аккуратнее. По-другому.
Мак вскидывает бровь. Садится.
— В новостях предпочитают показывать красивые места и довольных людей.
— Тогда какие ж это новости. Люди не всегда и не всем довольны. Вот этот дом — посмотри! — он еще неделю назад, когда мы проезжали мимо, стоял без окон и дверей. Его просто не успели бы отремонтировать так быстро.
Мак берет сэндвич.
— Ну, так ведь он выглядит получше, правда?
— Глупости.
— Да уж точно. — Он снова смеется.
Смотрю на него. Мак ест сэндвич. На взрослого он не похож ни внешностью, ни разговорами.
— Что? — Он с любопытством смотрит на меня. — Хочешь о чем-то спросить — спрашивай.
— Ты сам этот хлеб выпекал?
— Да.
— А волосы тоже сам подстригал?
— Да.
— Тебе сколько лет?
— Двадцать два.
Моложе, чем я думала. На шесть лет старше меня. И тут же мысль: на шесть лет старше. Мемориал возле школы установлен шесть лет назад.
— Ты ходил в школу лорда Уильямса? — спрашиваю я, не успев как следует подумать. Должно быть, из-за недосыпания.
— Ходил.
— А Роберта Армстронга знал?
Мак смотрит на меня без всякого выражения, потом по лицу как будто пробегает какая-то тень. Смешинки гаснут в глазах. Он встает, берет с полки буфета одну из своих бурых бутылок и снова садится.
— Да, знал. Роберт был моим другом, — говорит Мак негромко и открывает бутылку.
— Он был… моим братом?
— Все зависит от того, как на это смотреть. — Мак пожимает плечами. — Вообще-то он был сыном твоей нынешней матери.
Моей нынешней матери. Не настоящей. Интересное выражение. Но ведь все твердят, что она — моя мать.
Я уже открываю рот, чтобы спросить о Роберте, но Мак поднимает руку.
— Подожди. Довольно. Прежде чем расспрашивать меня, ответь на пару моих вопросов. Почему ты спросила о Робби?
Я смотрю на него. Сонливости как не бывало, но мне немножко страшно. Робби, не Роберт, был настоящим, живым. Я почему-то чувствую, что это опасная тема. И зачем только начинала?