Стиратели судеб. 3 книги

До дома несколько миль. Ничего не поделаешь. Сзади торопливые шаги. Кто-то бежит за мной. В страхе оборачиваюсь. Может, хозяину не понравилось, что я не спешу, и он послал вслед Зверя?

Но нет, это женщина. Спешит, поднимает руку.

— Подожди. — Через несколько секунд она догоняет меня. Отдувается. — Ты хотела меня видеть? Я — мама Феб.

Я смотрю на нее — редкие, всклокоченные волосы перевязаны на макушке, вокруг глаз глубокие морщины тревоги и беспокойства. Моя решимость не иметь никаких дел с Феб и ее родственниками ослабевает.

— Знаешь о ней что-нибудь? Что с ней случилось? Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне.

Она хватает меня за руку цепкими пальцами.

Я киваю и морщусь — больно.

— Поранилась? Дай-ка посмотрю. — Женщина вытаскивает носовой платок и осматривает мой затылок. — Ничего страшного, царапинка. Хотя можно и зашить. Извини за Зверя. Как Феб пропала, так он теперь на всех кидается. Любил ее очень.

— Этот дог — ее любимец?

— Да, да. Ходил за ней как привязанный, поджав хвост. Будто щенок-переросток. Может, Боб поэтому и злился — как-никак собака-то сторожевая. — При упоминании Боба в глазах ее мелькает страх. Как можно быть замужем за таким человеком? А если он — твой отец? Женщина нервно оглядывается, словно боится, что муж появится из-за поворота, и я поворачиваюсь и быстро иду по дорожке в противоположном направлении. Она не отпускает мою руку и идет за мной. Молчаливая мольба. И в голове у меня голос Эйдена: представь, каково это, не знать, что случилось, беспокоиться. Подумай сама.

— Я видела Феб в прошлые выходные, — говорю я наконец. — Случайно.

— Где она?

— В Лондоне, в больнице.

— Господи, что с ней? Она поранилась?

— Нет, с ней все хорошо.

— Не понимаю. Тогда почему она в больнице?

— Ее зачистили.

Женщина словно спотыкается, и я, позабыв об опасности погони, тоже останавливаюсь.

— Ох, Феб, — шепчет она. — Не видать мне тебя больше. — Ее глаза наполняются слезами.

— Мне очень жаль.

— Она довольна? Здорова?

— Да.

— Спасибо, что пришла… что рассказала.

Я продолжаю свой путь, мать Феб бредет домой. И ветерок доносит ее негромкие слова:

— Может, так оно и лучше.

Может быть.

— Да что с тобой случилось? — спрашивает Эми.

— Упала.

— Разувайся здесь и не тащи всю эту грязь по дому. Кстати, и пахнет от тебя не слишком хорошо.

— Спасибо.

Эми заталкивает Джазза в кухню, снимает с меня одежду в прихожей, загружает тряпки в стиральную машину, а меня отправляет в душ. Царапина на голове больше не кровоточит и легко маскируется волосами.

Мама, вернувшись домой, застает нас троих в кухне, где мы пьем чай и делаем домашнюю работу.

— Какие вы все прилежные. — Она вскидывает бровь, как будто знает намного больше, чем может показаться на первый взгляд.

Вечер. На кровати мурлычет Себастиан. Я пытаюсь уснуть. Голова еще болит, но боль уже не острая, пронзительная, а тупая, ритмичная.

Я рада — несмотря даже на стычку со Зверем, — что встретилась с матерью Феб. По крайней мере, она знает теперь, что случилось с ее дочерью. А еще я знаю, что они не станут штурмовать больницу и поднимать шум. Отцу наплевать, что случилось с его ребенком, а мать не посмеет ему возражать. Может, так оно и лучше, сказала она. В какую бы семью ни отправили Феб после больницы, там ей точно будет лучше, чем в родном доме. Не удивительно, что она ни с кем толком не ладила, кроме, разумеется, животных вроде того жуткого дога. В больнице у нее было такое счастливое лицо. Разве то, что с ней сделали там, не милосердие?

Может, и моя семья была не лучше.

Я закрываю глаза крепко-крепко, но голос все равно не затихает. Он говорит такое, чему я не верю, что не хочу слушать. Сейчас, когда темно и тихо, голос в моей голове звучит особенно громко.

Мама и папа не придут за тобой, Люси. Они не хотят тебя. Они отдали тебя, и ты никогда больше их не увидишь.

Холодно. Я подтягиваю одеяло. Простыни какие-то не те, колючие. Вообще все не так, как должно быть, даже воздух другой и вкус у него непривычный, солоноватый. Как будто его принесло с моря, которого я до сегодняшнего дня никогда не видела.

Прячу голову под подушкой, но голос остается.

"Они отказались от тебя, отдали, и ты никогда их не увидишь"…

Глава 39

— Эй, как дела? — Бен улыбается своей сногсшибательной улыбкой, и мне хочется ответить, рассказать ему все-все. Что я таки сделала кое-что настоящее, поговорила с мамой Феб. Что прошлой ночью меня постоянно будил один и тот же сон.