Он знал прошлое Харала. Знал, что ублюдок потерял семью в войнах, и что внутри у него кипит и булькает котел злобы. Но при всем при этом Нарад не мог остановиться и наконец - в тот день, со знатным недоноском - оскорбительные слова и намеки вывели капитана из себя. Нетрудно припомнить выражение лица Харала за миг до удара, откровенное удовольствие в глазах - словно отворилась дверь и кулаки гнева сумели вылететь наружу.
В Тисте много гнева, он клубится и по временам бушует, скрывая горе, побеждая обиду и всё то, что стоило бы просто перетерпеть. Возможно, сила эта таится в каждом, словно склад перенесенных оскорблений, неудач и сломанных мечтаний. Сокровищница, сундук с хлипким замком.
Теперь Нарад стал уродом и будет думать как урод, но урод сильный, способный раз за разом топить печаль и находить в этом удовольствие. Ему больше не интересен мягкий мир, в котором нежность и доброта поднимаются яркими цветами над слоем сухих лишайников и горелых мхов. Нет, нужно постоянно вспоминать случившееся.
Он сидит посреди лагеря и вслушивается в разговоры, в слова собравшихся около костра и у палаток. Жесты и жалобы на сырость, на уклончивый, но мстительный дым костра. И еще он слышит непрестанные звуки ходящего по точилам железа - исправляются зазубрины, клинки вновь становятся острыми. Нарад среди солдат, настоящих солдат; работа их тяжела и неприятна, но отныне он может считать себя одним из них.
Отряд ожидал возвращения капитана Скары Бандариса, который с полудюжиной солдат уехал в Харкенас сопровождать заложников-Джелеков. Оставленный караваном Нарад оказался, избитый, опухший и полуслепой, на пути отряда и его взяли с собой, о нем позаботились, дали оружие и лошадь, и теперь он едет с ними.
Война с отрицателями началась здесь, в древнем лесу. Нарад даже не знал об угрозе войны; лесной народец никогда не производил на него впечатления. Они невежественны - наверное, как всякие плоды кровосмешения - и слабее овец. Жалкий враг, и война кажется ненастоящей. Несколько хижин, на которые отряд наткнулся вчера, не обманули ожиданий Нарада. Мужчина средних лет, хромой, и женщина, зовущая его мужем, и дети. Девица, что спряталась в хижине, могла быть красивой - до огня, но потом, выползая, она едва походила на разумное существо. Резня началась сразу. И была профессиональной. Ни изнасилований, ни пыток. Если смерть, то быстрая. Нарад сказал себе, что даже необходимость следует уравновешивать милосердием.
Одна проблема: ему трудно осознать необходимость.
Капрал Бурса сказал, что они с отрядом вычистили отрицателей из этого сектора - лес свободен на день пути в любом направлении. Сказал, что дело вышло легкое и, похоже, среди них мало воинов, лишь старики, матери и дети. Бурса напоминал Нараду Харала, но он сумел подавить инстинктивный грубый ответ. Он выучил урок, он хочет оставаться с этими мужчинами и женщинами, солдатами Легиона. Хочет быть одним из них.
Он вытащил меч в лагере отрицателей, но врагов поблизости не было, и не успел он это понять, дело окончилось, и остальные поджигали хижины.
Где спряталась та девушка, осталось загадкой, но дым и пламя сумели выгнать ее наружу. Нарад был поблизости - да, ближе всех - и когда она выползла, Бурса приказал избавить тварь от мучений.
Он все еще вспоминал, как подошел ближе, сражаясь с порывами жара. Она не издавала ни звука. Ни разу ни вскрикнула, хотя страдания ее, должно быть, были ужасными. Правильно это было - убить ее, покончить с муками. Он говорил себе так снова и снова, подходя все ближе, пока не навис над ней, глядя в обожженную спину. Вонзить клинок оказалось не так трудно, как прежде думалось. Эта груда вполне могла показаться свиной тушей на вертеле. Разве что черные волосы...
То есть... нет причины, по которой убийство должно его до сих пор тревожить. Но ему трудно смеяться и шутить вместе с остальными. Даже встречать взгляды трудно. Бурса попытался успокоить его, сказав, что лесной народ даже не Тисте, но это ведь неправда. Они Тисте - хромец, которого они зарубили, вполне мог быть из родной семьи Нарада, или кузеном из ближней деревни. Он был смущен, и смущение никуда не уходило. Если напиться, можно ощутить облегчение - хоть на время. Но такое в отряде запрещено. Они пьют пиво, ведь оно здоровее местной воды, но пиво слабое и его маловато, не на солдатскую глотку. Капитан Скара Бандарис не позволил бы и пива; по всем слухам, он жестко дисциплинирован и требует того же от солдат.
Но эти мужчины и женщины поклоняются своему капитану.