Стивен Эриксон. Падение Света (ЛП)

- Отличное замечание, Празек. Родство слов может показывать тайный код. Но здесь, в этой войне, консервативное и реакционное начало находится под вечной осадой.

- Ибо невежественных - легион?

- Плодятся как черви.

Празек выпрямил спину, широко раскинул руки. - Но погляди на нас на мосту, с мечами у пояса, вдохновленных идеями чести и долга. Смотри: мы выиграли привилегию отдать жизнь в защиту сложности!

- К амбразурам, друг! - со смехом крикнул Датенар.

- Нет, - прорычал приятель. - Я иду к ближайшей таверне, и будь проклята чертова привилегия. Буду лить вино в глотку, пока не лягу со свиным стадом.

- Простота - могучая жажда. Слова размягчаются как глина, песком просачиваются меж пальцев. - Датенар яростно кивнул. - Но в этой жиже можно плавать.

- Долой поэта, значит?

- Долой!

- И жуткого историка? - улыбнулся Празек.

- Он не будет шокирован нашей неверностью. Мы лишь стражники, скорчившиеся у дорожного камня истории. Нас еще сокрушат и выбросят словно грязь, увидишь.

- Значит, лучшие мгновения позади?

- Вижу будущее, друг. Оно черно и бездонно.

Двое ушли, бросив стражу. Неохраняемый, тянулся мост, превращая сгорбленные плечи в объятия для бегущей реки - но улыбающаяся поверхность оставалась непроницаемой.

В конце концов, война шла где-то в другом месте.

- По иному не скажешь, - вздохнул Гриззин Фарл, выводя толстым тупым пальцем узоры в лужице эля, - она была глубоко привлекательна в самом простом смысле.

Завсегдатаи таверны помалкивали за столиками, воздух казался густым, как вода, и темным, хотя там были фонари и масляные лампы, и яростно пылал огонь в камине. Разговоры иногда возникали, но осторожные, словно миноги под грузной корягой - и быстро затихали.

Услышав тихое фырканье собеседника, Азатенай сел прямее, всей позой изображая обиду. Ножки кресла заскрипели и затрещали. - Что я имею в виду, спрашиваете?

- Если...

- Хорошо, мой бледный друг, я скажу. Ее красота замечалась на второй или даже на третий взгляд. Погляди на нее поэт - талант поэта можно было бы измерить, словно на весах, по сути его (или ее) декламаций. Разве песнь влюбленной птицы не звучит иногда насмешкой? Итак, поэта мы заклеймим как жалкого и глупого. Но услышим другую песнь, и весы качнутся, стихи и музыка станут вздохами души. - Гриззин схватил кружку и понял, что она пуста. Скривив лицо, ударил кружкой по столу и поднял в вытянутой руке.

- Вы пьяны, Азатенай, - заметил сотрапезник, когда слуга поспешил принести другую полную до краев, пенящуюся кружку.

- И такие женщины, - продолжал Гриззин, - без всякого потрясения считают себя некрасивыми, принимая насмешливый щебет как должное, и не верят нашим тоскующим стонам. Да, они не несут в себе тщеславия, как шлюха на белом коне, женщина, знающая, что краса ее немедленно ошеломляет и поражает. Но не считайте меня бесчувственным, вовсе нет! Даже восхищаясь, я чувствую укор жалости.

- Голая шлюха на белом коне? Нет, друг, я не буду сомневаться в вашем восхищении.

- Хорошо. - Гриззин Фарл кивнул, делая большой глоток.

Собеседник продолжил: - Но если вы скажете женщине, что красота ее познается лишь после долгих размышлений... полагаю, после такого комплимента она не поспешит с поцелуем.

Азатенай нахмурился. - Вы, знатные, ловки со словами. Неужели вы держите меня за дурака? Нет, я скажу ей правду, едва увижу. Скажу, что ее красота зачаровала меня, в чем нет сомнений.

- И она засомневается в вашем рассудке.

- Сначала. - Азатенай рыгнул, подняв палец. - Пока, наконец, мои слова не доставят ей величайший дар, на который я смел надеяться: она поверит в свою красоту.

- И что случится? Соблазненная, утонет в ваших объятиях? Еще одна загадочная дева завоевана?

Здоровяк - Азатенай повел рукой: - Ну нет. Разумеется, она бросит меня. Понимая, что найдет мужчину куда лучше.

- Если вы считаете это ценным советом в искусстве любви, друг мой... прошу простить, но я поищу новую мудрость у кого-то еще.

Гриззин Фарл пожал плечами. - Учитесь же на собственных ошибках, разбивайте нос.

- Почему вы застряли в Харкенасе, Азатенай?

- Правду, Сильхас Руин?

- Правду.

Гриззин на миг сомкнул глаза, как бы погружаясь в загадочные думы. Помолчал еще мгновение, затем глаза открылись и устремились на Сильаса Руина. Он сказал со вздохом: - Я удерживаю тех, что могли бы явиться на ваш спор. Отгоняю одним своим присутствием волков среди моего рода, готовых вонзить клыки в болящую плоть, чтобы полакомиться пОтом, кровью и страхом. - Азатенай поглядел на собеседника, который тоже изучал его. Кивнул. - Я держу врата, друг, в пьяной тупости затыкаю собой замочную скважину, будто погнутый ключ.

Сильхас наконец отвел глаза, щурясь в сумраке. - Город стал смертельно тихим. Поглядите на остальных: присмирели перед непонятным и непознаваемым.

- Будущее - женщина, заслуживающая второго и третьего взгляда, - сказал Гриззин Фарл.

- Красота ждет размышлений?

- Некоторым образом.

- А когда мы ее найдем?

- Как же? Она бросит нас.

- Вы не так пьяны, как кажетесь.

- Всегда, Сильхас. Но кому дано видеть будущее?

- Кажется, вам. Или это вопрос веры?