Зрелище это не особо впечатляло Инфайен, как и все, что она до сих пор видела в жизни. Она признавала в себе нехватку воображения и неумение удивляться, но не считала их слишком ужасными пороками. В подобных местах сомнительного величия она старалась демонстрировать неуклонную суровость нрава, и эта черта делала ее самым уважаемым и грозным капитаном Легиона Урусандера. Но ни гордости, ни самодовольства не было. Ведь это наследие рода Менанд, остатков героической фамилии, испытавшей падение престижа, постепенно потерявшей всеобщее почтение - притом без особой вины кого-то из членов семьи. Напротив, долг, честь и умение командовать заставляли предков Инфайен вставать в передние ряды любой битвы, лезть в самое пекло, в безнадежные вылазки и обороны. Остальное довершили неумолимые законы вымирания. Имя Менандов стало синонимом неудач.
У Инфайен была незаконная дочь Менандора, пригретая другой семьей в виде некоей бледной пародии на обычай заложничества, но это не повлекло никаких выгод, позволив лишь избавить Инфайен от забот о ненужном ребенке. Она даже не вспоминала о нежеланной дочери.
Необходимо воображение, чтобы планировать будущее детей, предчувствуя и оценивая потенциал. Инфайен видела в Менандоре - в тех редких случаях, когда вообще задумывалась - лишь ущербное замещение себя самой, ведь вскоре ей выпадет случай умереть в своей битве, в своей безнадежной вылазке. Так что ублюдочная дочь - еще один естественный шаг в неизбежном падении семьи.
Новая кровь не имеет шансов устоять против судьбы Дома Менанд, ведь судьба хладнокровна и готова пролить всю кровь без остатка. Семьи редко гибнут внезапно. Более обыкновенным, понимала она, является медленное угасание, поколение за поколением, как сезон за сезоном старый илистый пруд обращается в вязкое болото.
Так что воображение бесполезно, и она отлично соответствует уменьшающемуся миру. Пусть другие, полные дерзких амбиций и неуклюжей алчности, пожинают плоды гражданской розни. Инфайен ожидала умереть во имя победы. Кровь ее жизни вытечет и будет налита в чашу, чашу принесут дочери, дабы Менандора пила свернувшуюся неудачу, как пила ее мать.
Доложившись, она недолго ждала приглашения пред лик Верховной Жрицы.
Палата Света сияла так ярко, что не видно было подробностей - лишь стоявшую перед ней Синтару. И хорошо. Ей нет дела до ловушек новой веры.
- Хунн Раал трахнул костер, - сказала она.
Идеальные брови Синтары взлетели.
Монотонным голосом Инфайен рассказала о том, что узнала.
Измена - не то будущее, которое загадывала для себя Шаренас Анкаду. Возможно, иногда она видела себя жертвой предательства. Но кровь на руках - это оказалось неожиданностью, и правота тех, что шли по следам, подтачивала ее решимость. Список причин, по которым она сделала что сделала, нес оттенок самолюбия. Негодование и недовольство - вполне достойные поводы для словесных оскорблений или, в крайнем случае, пощечины. Короче говоря, скромного ответа, соответствующего скромной ее роли в происходящем.
Вета Урусандер - грубый мужлан. Она напиталась его раздражением и пошла в Нерет Сорр и лагерь Легиона, раздувшись от чужой злости. Каждый встречный казался преобразившимся, все черты лиц казались новыми и несносными.
Снежинки летели вниз, тихие как хлопья пепла. Небо было ярким, но бесцветным, белым как слои снега на голых сучьях и лесной подстилке. Дар зимы - тишина, жизнь замирает, впадая в какую-то спячку. К чему тут шокирующе яркая кровь? Растревоженная ощущением беззакония, даже осквернения, Шаренас присела и провела длинным клинком по шерстяной куртке солдата, избавляясь от запекшейся крови. Перевернула оружие и повторила действие, потом, бросив последний виноватый взгляд на бледное безжизненное лицо следопыта - видя, как снежинки тают на бровях, щеках, бороде, текут мелкими слезниками во впадины незрячих глаз - встала и сунула меч в ножны.