Вскоре Хунн Раад допил кубок и встал, радуясь легкости и изяществу движений. Волшебство внутри легко смешалось с алкоголем, даруя непривычную остроту чувствам. Иногда, разумеется, ясность его раздражала. Особенно в разгар ночи, когда душа жаждет забвения. Но как Священный Свет отвергает дар ночной темноты, Хунн Раал отвергал возможность бегства.
Было бы глупо думать, будто благословение магии не потребует платы. Он уже научился скрывать трезвость, когда это было выгодно. Тщательно следовал ожиданиям окружающих, видевших, как он ныряет в бутылку и веривших, будто мозги его затуманены.
Хунн Раал вышел из шатра. Рабочие уже спешили с новыми опорами, веревками, один тащил молот, чтобы вбивать колья. Раал остался равнодушным к порушенной мебели. Лучше, чтобы оставались напоминания о его силе. Страх добавится к репутации, подчеркивая новый титул, и это к лучшему.
Он шел по лагерю, не замечая солдат, походных костров, не слыша приглушенных разговоров. Холод воздуха едва ли мешал ему. В теле оставалось достаточно силы, чтобы согреть почву под всем лагерем. Поддаваясь некоей расслабленности, Раал позволил магии слиться со зрением, изменяя окрестный вид. Сверкающий свет стер подробности, костры показались разбросанными повсюду кулаками пламени. Ходящие по улицам приобрели нездешний облик - иные мерцали, другие яростно пылали. Его привлек один из костров, в буйном пламени почудилось что-то вызывающее. Едва он подошел, окружившие яму очага солдаты встали и разошлись. Не обращая внимания, Смертный Меч уставился в пламя.
Он не мог оторвать глаз от языков огня, а неведомая сила тянулась, играя с его волей, насмехаясь над волшебством внутри.
Он слышал не свой смех - будто осенние листья зашелестели в черепе. Потом в уме раздался женский голос, и сила голоса была такова, что он ощутил себя беспомощным новорожденным щенком, когда кто-то склоняется к земле, к нему, чтобы погладить или ущипнуть. Мысль сделала его еще слабее, он ощутил, как душа пытается съежиться и уползти.
- Кто... кто говорит? Назовись!