- Не удивительно, что это так надолго. - Варандас отвел глаза, ощутив приближение единственной из Азатенаев, присоединившейся к страшному легиону. - Идет, - возвестил он Худу. - Кружила около целыми днями. Теперь понятно: это была спираль. Может, она бросит тебе вызов.
- Я не боюсь вызовов, - отвечал Худ.
- Как большинство болванов. Пусть довод разума ударится о твою голову, будто безумная муха, и судорожно отступит. Безмозглые славны упрямством, свинячьими глазками и сжатыми губами. Превращая лицо в подобие мосластого кулака, провозглашают, будто звезды - лишь куски кварца на бархатном одеяле ночи, будто вольные звери созданы, чтобы утолять наш аппетит. Высекают ослиные мнения на камне упертости, гордясь своей глупостью. Ну почему в любой цивилизации наступает время восстания крутолобых идиотов, заглушающих любую дискуссию потоками злобы? Кто эти глупцы, и долго ли они сновали, почти не замечаемые, ожидая своего дня в темной ночи?
- Закончил, Варандас? - спросил Худ.
- Безмозглым не дано ценить риторику. Они не ценят вопросов, на кои нет ответа, ведь в их жалком мирке обитают одни ответы, твердые как куски кизяка и столь же пахучие. - Варандас оглянулся. Кивнул подошедшей Азатенае, но та смотрела лишь на Худа.
Она сказала: - Мертвые маршируют. Полагаю, это умно. Все гадают, как мы сможем пройти в их королевство, а ты ведешь их королевство к нам.
- Спингеле, я не думал, что ты убежишь.
- Никогда не бегала.
- Где же ты была?
- В Башне Ненависти. Ради покаяния.
Варандас нахмурился. - Знаешь, если вправду хотела скрыться среди нас, Джагутов, не нужно было принимать облик женщины столь прекрасной, что спирает дыхание.
Она взглянула на него. - Не намеренно, Варандас. Но если мой облик все еще волнует тебя, могу сделать одолжение.
- Сделать меня женщиной? Думаю, не надо; с меня довольно и временного недоразумения. О, прости же меня за восхищение тобою, самозванкой в нашем обществе.
Джагуты чаще всего были долговязыми и тощими, но Спингеле отвергла обычные формы, и редкостная округлость ее тела вызывала восторг и женщин, и мужчин. Варандас не сразу отвел от нее глаза, вздохнул и сказал Худу: - Она права. Это было умно.
- Даже безмозглые могут породить пару искр. Спингеле, мне казалось, что Башня сплошная.
- Не моя вина, что вы верите всему сказанному Каладаном Брудом. Хотя вы всегда были народом доверчивым, склонным к буквализму, тугим на образность. Но играться со временем... Худ, это кажется не мудрым.
- Мудрость переоценена. Ну же, Спингеле, ты действительно пойдешь с нами в чаемый день?
- Пойду. Смерть - штука любопытная. Для меня она что-то вроде хобби. Сознаюсь в некоем восхищении, пусть не особо горячем. Идея преходящей плоти, мягкой оболочки, что гниет после бегства души. Интересно, как это влияет на вас.
- Нас, смертных? - спросил Варандас. - Скажу тебе, Азаненая, что Джагуты, коим случилось избегнуть ранней смерти, неизменно радовались, когда она, наконец, приходила. Плоть - усталый сосуд, она крошится, становясь тюрьмой духа. Тогда смерть - избавление. Даже бегство.
Женщина нахмурилась: - Но не смущает ли душу ненадежность этого бессмертия?
- Возможно, - предположил Худ, - это для того, чтобы пробудить душу к вере.
- Но в чем ценность веры, Худ?
- Вера существует, дабы умалить обыденный мир доказательств. Если смертная плоть есть тюрьма, то и весь ведомый мир таков. Внутри и снаружи мы желаем - даже нуждаемся - в пути спасения.
- Спасения, называемого верой. Благодарю, Худ. Ты просветил меня.
- Надеюсь, не полностью, - буркнул Варандас. - Иначе отсвет удивления погаснет в твоих лавандовых глазах.
- Красота жаждет восхищения, Варандас, но потом устает.
- Усталость застилает твой взор?
- Возможно. К тому же, слишком многая болтовня заставляет сомневаться в ценности объекта восхищения. Да и чем хорошо быть объектом эстетических восторгов? Я лишь даю форму вашему воображению.
- Редкий дар, - ответил Варандас.
- Не столь уж редкий.
- Облик Джагуты заставил тебя погаснуть. Наше ничтожество заразно.
- Вполне возможно. Худ, Дом Азата в вашем заброшенном городе получил передышку. Даже дух стража чувствует себя обновленным. Но это было рискованно.
Худ пожал плечами у холодного очага. - Сделай одоление, Спингеле, разнеси весть. Теперь уже скоро.
- Хорошо. Варандас, не нужно было спать с тобой.
- Верно. До сих пор все болит.
- В тебе есть что-то жалкое и потому очень непривлекательное.
- Таково проклятие неудачников. Но засей поле меж нами надеждой и увидишь, как я расцвету заново, неся сладкие запахи восторга и предвкушения.
- Варандас, мы готовимся воевать с мертвецами.
- Ну да, плохой расчет времени - второе мое проклятие, но от него так просто не избавиться.
Она кивнула обоим и ушла.
Варандас поглядел вслед и вздохнул. - Новые гости непременно будут, Худ. Их ведет никто иной, как братец Готоса.
- Не смешн... ах да, это было возможно и вот... Интересно, чего он хочет от меня?
- Подозреваю, дать кулаком в нос.
Худ крякнул. - Спорим, разговор будет долгий. Но ведь то была не моя вина.
- Да, - кивнул Варандас, - не забудь ему сказать.