Стивен Спилберг. Человек, изменивший кинематограф. Биография

Ближе к концу фильма еще одна сцена насилия: мы видим множество роботов, таких же как Дэвид, но более новых, – и он в приступе ярости пытается разбить их вдребезги. Один из самых лирических и тревожных моментов картины – вечеринка у бассейна по случаю дня рождения Мартина, когда Дэвид едва не топит его. Отец вовремя его спасает, все суетятся вокруг него, а никому не нужный Дэвид опускается ко дну бассейна. Непонятно, почему он так поступает, что вынуждает его к таким действиям. Если он боится, то чего? Это повреждение его материнской платы или следствие отторжения матери? Жутковатое погружение Дэвида на дно напоминает сцену из следующего фильма Спилберга – «Особое мнение», где в анабиозные капсулы прячут несостоявшихся убийц, чье злодеяние предсказывают «провы». Подвисает и вопрос о том, насколько чужими могут оказаться дети и что значит быть человеком.

В своих записях Кубрик делится мыслями о том, что такое искусственный интеллект, сбудутся ли прогнозы о генетическом поглощении роботами, а также предсказывает, что в основе бессмертия будет (как сказано в фильме) «пересадка нашего ума превосходным робоинтеллектам». И вот уже следующая картина Спилберга повествует о том, как человечество само загонит себя в тупик собственными изобретениями. Это не огнедышащие годзиллы, топчущие здания и машины, Армагеддон, но кроткие франкенштейны, которые спасают нас (или некоторых из нас) от нас самих же. Нам предлагается засвидетельствовать собственную кончину почти как непревзойденное достижение. Как и HAL 9000 в «Космической одиссее 2001 года», роботы симпатичнее людей. Новая «линия» роботов гармоничнее, в духе фигурок Джакометти, которые, по-видимому, менее подвержены всплекам эгоизма и иррациональности, чем персонажи вроде Моники, Дэвида или профессора, сыгранного Уильямом Хёртом. Мы стараемся стать лучше, раскрыться, наши лица стараются убедить всех, что у нас все отлично; как видно из фильма, деперсонализация уже имеет место быть. Насколько реальна Моника? Дэвид, словно парализуя эмоции матери, превращает ее саму в андроида.

Кубрик мог спокойно наблюдать закат человеческой цивилизации: он никогда не был привязан к ней. В этом отношении он всегда призывал не нести за них ответственность, а «быть к ним добрее». В интервью The New York Times в 1968 г. он сказал: «Нет сомнений в том, что существует глубокая взаимосвязь между Человеком и его детищем – машиной. Но однажды она «повзрослеет» и уйдет от нас, старых родителей, в поисках своего будущего».

Ни Кубрика, ни Спилберга особо не интересовало взаимодействие взрослых во плоти, сложности их психологии и отношения полов. Даже другие роботы более сексуальны, чем созданные ими. В своем самом «эротическом» фильме «С широко закрытыми глазами» Кубрик отражает холодность эроса, но никак не жар. Безразличие к человеческим удовольствиям и нелюбовь к иррациональности больше склоняет режиссера на сторону машин.

Мы, люди, стали пережитком: вся наша жизнь – это лишь воспоминание, например Дэвида. Окончание фильма остро и явно в духе Пруста. Кубрик был знаком с произведением «В поисках утраченного времени»; в его набросках к картине явно ощущются симпатии к идеям французского писателя, а именно – к мыслям о том, что время является лишь созданной нами искусственной конструкцией. Поиски Дэвида (миры, жизненные циклы) в конечном итоге приведут его к началу Пути Сванна: мать и сын, поцелуй перед сном.

Когда их головы лежат на подушке, Дэвид сознательно формирует образ, с которым он проведет вечность, – образ «идеальной» материнской любви, которую теперь не смогут отобрать у него конкуренция с отцом, братьями и сестрами и даже реальность. Эта вожделенная фантазия о совершенном единстве, которая по сути своей, конечно, является смертью; сон, который существует только в воображении Дэвида. Матери ведь давно уже нет, их союз жив только в его виртуальной памяти и мечтах.

Спилбергу не нужно было читать Пруста, чтобы оказаться на одной волне с Кубриком. Он понимал субъективные иллюзии любви и то, что идеальная семья существует только в воображении ребенка. В одной из начальных сцен – очень, надо сказать, характерной для Спилберга – привезенный домой Дэвид ходит по новому дому, рассматривая все вокруг. Взгляд подает на семейный портрет Моники, Генри и Мартина, мальчик отражается в стекле и словно бы вставляет себя в фото, превращая трио в квартет. Спустя два года у этого кадра появится дубль – в картине «Поймай меня, если сможешь» персонаж Леонардо Ди Каприо в канун Рождества направляется к гости к своей матери и видит в окно, что его место занято сводной сестрой. И он оглядывается сам на себя.

Глава 15 «Особое мнение» и «Поймай меня, если сможешь»