Сто чудес

Это красивое, полное легкости произведение, вдохновленное мотетом Моцарта Exsultate Jubilate, которое, по словам Виктора, выражало его чувства ко мне.

Я расплакалась от радости.

Затем наступил черед свадебного подарка моей матери – ночи и завтрака в номере люкс прекрасного «Палас-отеля» в центре Праги, неподалеку от площади Венцеслава.

Там царила такая роскошь, что глазам не верилось. Мы ведь были очень бедны, и перспектива провести первую брачную ночь в таком месте будоражила воображение. В особенности наши мысли занимала шикарная спальня с двухместной кроватью и обильный завтрак.

Увы, еще одна помеха появилась в последний момент. В день нашей свадьбы Франтишек, лучший друг Виктора, сообщил нам, что он и другие студенты-композиторы призваны на военную службу. Мы понимали, что Виктора не возьмут в армию из-за плохого зрения, но нас страшила мысль, что четверо талантливых молодых людей окажутся в армейских бараках как раз в решающий для их обучения период. Лучшее, на что они могли рассчитывать, – что попадут в армейский оркестр, но, Франтишек слышал, что в этом привилегированном виде службы им откажут, поскольку они «политически неблагонадежны».

У Виктора был профессор, которым он восхищался и который отвечал ему приязнью, поэтому Виктор в тот же день связался с ним и попросил о помощи. Тот ответил: «Зайдите ко мне завтра перед началом занятий, посмотрим, что можно сделать. Жду вас у себя в кабинете на философском факультете к половине восьмого».

Я, конечно, могла бы отправить Виктора на встречу с профессором одного, пока сама нежусь в роскошной постели, но я достаточно сильно любила его, чтобы пожертвовать собственным эгоизмом ради долга перед его друзьями. Тем утром мы встали в шесть часов. По-быстрому выпив кофе, попрощались с красивым и теплым номером люкс и вскоре ожидали прибытия профессора на пронизывающем холоде в факультетском здании. Наконец он появился, и Виктор долго говорил с ним. Но в итоге выяснилось, что сделать ничего нельзя и что наши друзья, мои студенты, вскоре будут разлучены с нами.

Виктор очень много сделал для меня в первые годы брака. Он оказывал мне моральную поддержку, помогая пережить все трудности и угрозы. Он обнимал меня, когда я кричала во сне, успокаивал после кошмаров. Часто я, раздавленная воспоминаниями, обретала равновесие благодаря Виктору, снова и снова напоминавшему мне, что я выжила и теперь могу посвятить себя музыке. Он заставил меня поверить в себя как в музыканта, я полагалась на его слова, потому что уважала его мнение. Виктор не говорил обычных пошлостей и не лгал, когда речь заходила о чем-нибудь настолько важном.

Со временем я осознала, что нуждаюсь только в трех вещах: в том, чтобы просто быть живой и не испытывать голода, в музыке и чтобы мама и Виктор находились рядом со мной.

Самое главное, Виктор давал мне возможность вновь и вновь говорить о пережитом опыте. Он стал первым человеком, с которым я обрела покой, потому что была ужасным трудоголиком, а он мог убедить меня прекратить упражнения, длившиеся уже три часа, сказав: «Тебе нужно, чтобы голова отдохнула». Мы ездили на велосипедах в Дивоку Шарку, природный курорт в окрестностях Праги, и гуляли в лесу. Прогулки меня воскрешали, однако, вернувшись домой, я опять на три часа садилась за клавиши. Я мало понимаю в еврейской культуре, но мне всегда нравилась идея шабата, дня, когда ты пребываешь в покое и душа обязана радоваться творению мира. Если один день в неделю остается свободным от каких-либо трудов, можно поразмышлять над уроками, которые преподала жизнь, и сосредоточиться. И еще мне нравилось, что обычай распространялся и на вьючных животных: они тоже должны были отдыхать.

Виктор постоянно уверял меня в том, что нам довелось жить в очень необычную эпоху и все, что принесла с собой война, было исторически уникальным. Он заявлял, что деяния, подобные нацистским, никогда не повторятся. Я знала, что на самом деле он так не думает, но была рада слышать подобные слова.

В действительности же его воззрения на политические перспективы были крайне пессимистичны. Он много знал о том, что происходило в СССР. Виктор читал мемуары русских эмигрантов и понимал, что Чехословакию не ждет ничего хорошего. Но он старался не терять надежды, старался окружить меня обстановкой нормальной жизни. Я обрела в нем человека мягкого и искреннего, на которого вполне могла полагаться. Это послужило более эффективным лекарством, чем попытки принудить себя к оптимизму по поводу общественной ситуации.

На протяжении нашей долгой и счастливой жизни в браке, с какими бы угнетенными мыслями о положении дел в стране Виктор ни возвращался домой с работы, он говорил: «Мне нужно, чтобы голова отдохнула».