Сто дней Наполеона

В ряду драматических событий той ночи также оказались захват французской артиллерии, личного имущества Наполеона и целого состояния в золоте, серебре и бриллиантах, которые должны были покрыть расходы на празднование его триумфа в Брюсселе. Когда прусские войска в Женаппе начали устранять всё, что препятствовало движению по улицам, они обнаружили не только широкий ассортимент военных принадлежностей, но и нечто гораздо более ценное. В качестве одной из самых драгоценных находок им досталась великолепная дорожная карета Наполеона, последнее слово в комфортабельном транспорте того времени. Наполеон заказал ее фирме Симондса в Брюсселе для своей Русской кампании, и часть путешествия 1812 года она проехала на санях. Роскошь ее отделки поражала, ведь хозяин Европы собирался отправиться в ней в Азию, чтобы стать, в свою очередь, и ее хозяином тоже. Она была снабжена стальной кроватью с матрацем из овечьей шерсти, ящичками, приспособленными для туалетных принадлежностей, а также таила в себе массивный столовый сервиз из чистого золота. В карете была найдена одежда, приготовленная Наполеоном для въезда в Брюссель: государственная мантия, бриллиантовая диадема, шпага, шляпа и шпоры. Там также находилось белье и бархатный колпак. Интереснее всего оказалась форма, в подкладку которой были зашиты неоправленные бриллианты стоимостью в миллион золотых франков. Эти бриллианты, согласно Уссею, дал Наполеону его брат Жозеф. Багаж Наполеона также остался в Женаппе, там было еще больше бриллиантов, а кроме того, серебряные сервизы с выгравированным на них императорским гербом. Там же находилась его походная библиотека, около 800 томов, и кипы уже упомянутых ранее прокламаций.

Этот необычный трофей захватили фузилёры майора фон Келлера; все особенно интересное было отнесено Блюхеру; лучшие бриллианты отобрали в дар прусскому королю. Но бриллиантов, золота и серебра хватило на всех; огромное количество бриллиантов было обнаружено в фургоне с порохом. Вскоре после этого прусский офицер написал: «Помимо его (Наполеона) шляпы и шпаги, мы забрали его кольцо с печаткой, теперь оно блистает на руке героя Гнейзенау… Стрелки продали четыре или пять бриллиантов величиной с горошину или больше за несколько франков… теперь младшие офицеры батальона едят на серебре». Солдаты набили ранцы своими находками, среди которых были золотые монеты и портреты Наполеона. 19-го числа Блюхер написал: «Наполеон бежал ночью, бросив шляпу и шпагу. Сегодня я отослал и то и другое королю. Его великолепно вышитая государственная мантия и экипаж — в моих руках, вместе с его подзорной трубой, в которую он разглядывал меня во время битвы. Его драгоценности и ценные вещи стали добычей наших войск. Из собственного снаряжения ему ничего не осталось».

В час ночи Наполеон достиг Катр-Бра. Убитые всё еще лежали так, как он оставил их 16-го и 17-го, непохороненные и раздетые. Мародерствующие крестьяне содрали с них всю одежду до последнего клочка.

Солдаты из его эскорта зажгли костер в Боссюском лесу, и вся небольшая компания остановилась, чтобы согреться. Наполеон приказал Сульту послать сообщение Груши с приказом немедленно отступать через границу. Некоторое время он поджидал дивизию Жирара (она была оставлена под Флёрюсом), поскольку ранее днем он послал ему указания отвести свое подразделение к Катр-Бра. Но этих солдат нигде не было видно; поэтому, послав гонца, который должен был найти их и сообщить об отступлении, они продолжили свой путь в Шарлеруа, миновав Госселье и Лодленсар. Они не так уж далеко ушли от пруссаков. Люди Гнейзенау вскоре прекратили преследование по дороге на Женапп, так как сами страшно устали и отставали по одному. Гнейзенау видел, что французам не удастся собраться; потому дальнейшее преследование было признано не столь необходимым, и перед Франом он призвал их остановиться. Ночь он провел в гостинице с подходящим названием l'Empereur.

Было пять часов утра, когда Наполеон добрался до Шарлеруа. В это время Веллингтон писал свои донесения на постоялом дворе в Ватерлоо, а большинство солдат союзных армий спали. Шарлеруа был оставлен французам, и им ничто не мешало спокойно уехать оттуда, хотя и там царила паника и величайший хаос.