С другой стороны, «неприсоединившиеся страны» также, хотя и «неохотно»[1200]
, согласились проголосовать за это предложение, получив заверения, что СБ пересмотрит свою точку зрения, как только позволят обстоятельства[1201]. В результате вечером 21 апреля Совет единогласно одобрил Резолюцию № 912[1202]. В ней осуждалось «продолжающееся насилие в Руанде», но ничего не говорилось ни о его виновниках, ни о его этническом характере и тем более ни о геноциде. Резолюция предусматривала сокращение численности МООНПР до минимума, предложенного в докладе Бутроса-Гали, т. е. до 270 человек (120 гражданских сотрудников и 150 военных), иначе говоря, в 10 раз, и сужение ее мандата до трех задач:«1. Действовать в качестве посредника между сторонами, с тем, чтобы добиться их согласия на прекращение огня.
2. Содействовать возобновлению операций по оказанию чрезвычайной благотворительной помощи в такой мере, насколько это возможно.
3. Следить за событиями в Руанде и сообщать о них, в том числе об охране и безопасности гражданских лиц, которые стремились получить убежище у МООНПР».
Мериме, хотя также проголосовал за эту резолюцию, позже объяснил ее принятие трусостью и цинизмом остальных членов СБ: «трусостью, потому что люди боялись ехать туда – бельгийские солдаты были убиты, а американцы все еще испытывали сомалийский синдром; цинизмом, потому что любое международное присутствие рассматривалось большинством членов Совета Безопасности как препятствие для продвижения Патриотического фронта»[1203]
. Сама же Франция не желала вовлекаться в руандийский конфликт, ссылаясь на возможные подозрения в отношении ее тайных мотивов. «Французское правительство, – свидетельствует посол, – в то время не могло сделать чего-либо серьезного, поскольку егоФранцузская дипломатия продолжала интерпретировать события в Руанде с точки зрения «большой международной игры», видя в РПФ агента англосаксонских интересов; иначе говоря, деланое равнодушие США и Британии в условиях наступления РПА по сути дело означало их скрытую поддержку повстанцев. Французы совершенно не понимали того, что происходило в Вашингтоне.
Руководители администрации США весьма удивились бы, если бы в тот момент узнали, что их подозревают в намерениях включить Руанду в сферу американского влияния, вытеснив оттуда французов. Основным мотивом руандийской политики США в течение всех трех месяцев геноцида был страх увязнуть в новом «африканском болоте». У США нет никаких жизненных интересов в Руанде, были убеждены в Вашингтоне, и происходящее в ней не стоит риска американских человеческих или финансовых потерь. «После эвакуации граждан США, – пишет Пауэр, – высшие руководители американской внешней политики исключили Руанду из сферы своего внимания, сконцентрировав его на других кризисах»[1206]
. «В тот период, – вспоминает помощник президента по национальной безопасности Энтони Лэйк, – я постоянно был занят Гаити и Боснией, поэтому Руанда была… “слайдшоу” и даже не “слайдшоу” – “ноу-шоу”»[1207]. В СНБ Руандой занимался не Лэйк, а Ричард Кларк, одна из жертв «сомалийского синдрома», крайне пессимистично относившийся к миротворческим операциям ООН. Клинтон ни разу не собрал для специального обсуждения руандийского кризиса своих главных политических советников, а Лэйк – ведущих членов американской внешнеполитической команды[1208]. Решение проблемы Руанды было передано межведомственному комитету, в который входили представители Госдепа, Пентагона и СНБ, все – чиновники среднего звена (Стейнберг, Бушнел и др.).