Со второй половины мая СТМК начало поиск «сообщников» даже в руандийской армии. 23 мая Хабимана привел в эфире такой пример: «Я надеюсь, что наша армия остается бдительной. Вчера население Ньямирамбо арестовало какого-то инкотаньи, который подкупил одного солдата деньгами, чтобы тот провел его <через блокпосты>. Подумайте, настоящий инкотаньи был совсем близко от лагеря Кигали, недалеко от протестантской церкви! Он находился в засаде с разобранным автоматом Калашникова и двумя минами. Он подошел очень близко к блокпосту перед Фантастической лавкой. Юноша по кличке “Шофер” остановил их обоих. Военный, конечно, получил то, что заслуживал. Он сопровождал инкотаньи и нес мешок врага с двумя минами и разобранным автоматом в этом мешке. Позор, что правительственный солдат сопровождал врага за деньги. Такой солдат, как и те, кто будет поступать подобно ему, должны быть выявлены и арестованы»[575]
. Хабимана также атаковал дезертиров, требуя устроить на них охоту: «Разыскивайте их повсюду, где они прячутся в сельской местности. Бейте их, отказывайте им в воде. Передавайте их самым ближайшим властям. Они должны вернуться и сражаться»[576].В условиях поражений на фронтах мотив предательства военных становился все более и более востребованным. «Разве сообщники, – вопрошал один из журналистов СТМК 14 июня, – находятся только среди гражданского населения? Об этом я как раз хотел поговорить. Действительно ли сообщники есть только среди гражданского населения? Правда ли, что нет сообщников в Вооруженных силах Руанды? Этот вопрос чрезвычайно серьезен, так как эти сообщники находятся в лоне армии и они позволяют иньензи захватывать нашу страну. Это они позволяют иньензи наступать на Гитараму, это они сейчас сражаются в Буханде»[577]
.СТМК полностью оправдывало то прозвище, которое ему давали многие руандийцы – «радио мачете», – и именно в этом качестве оно было столь важно для руандийского режима. 21 июня премьер-министр Камбанда, выступая на СТМК, дал высокую оценку его деятельности: «Итак, мы благодарим это радио за то, что оно воспитывало население и говорило ему всю правду; это, между прочим, одно из боевых средств, которые страна использовала, чтобы сражаться против врага, и она продолжает его использовать. Даже за границей, как вам известно, когда идет война, информация – это одно из боевых средств, которые применяют, чтобы бороться с врагом; мы высоко ценим то, как это радио воспитывало население и то, что оно говорило руандийцам правду об этой войне… по моему мнению, можно было бы благодарить его за это бесконечно»[578]
. И СТМК выполняло свою «миссию» до конца. Когда 10 июля оно после падения Кигали продолжило вещание из Гисеньи, один из его журналистов Эмманюэль Рукогоза заявил в интерью Международному французскому радио (МФР): «<Нас критикуют>, потому что это радио говорит правду, а правда задевает. Мы просто поддерживаем политику правительства и очень популярны. Теперь мы рассчитываем на всеобщую мобилизацию народа»[579]. Неделю спустя сотрудники СТМК навсегда покинули руандийскую землю. Но и в эмиграции они продолжали защищать дело, которому так усердно служили, и оправдывать свою роль в событиях 1991–1994 гг. «Более чем вероятно, – написал в 1995 г. Бараягвиза в книге “Руанда: красная ли кровь у хуту?”, – что это радио призывало население к сопротивлению РПФ и к борьбе против агентов и предателей, что само по себе является законной самозащитой»[580].Церковь и геноцид
Религиозные здания – церкви, монастыри, церковные школы – оказались во время геноцида одним из главных мест массовой резни. Руанда была преимущественно христианской страной, более 90 % ее населения исповедовало различные версии христианства[581]
, в первую очередь католичество (62 %) и протестантизм (18 %)[582], прежде всего англиканство (Епископальная церковь). Поэтому вопрос о позиции христианских церквей во время геноцида и поведении их руководителей и отдельных представителей приобретал особую важность. Твердая позиция церковных лидеров могла стать в той или иной мере препятствием для нараставшей волны убийств и насилия.