Сто и одна ночь

— Я никогда не признавался в любви женщине, к которой этого чувства не испытывал, — теперь голос Графа звучит жестко, время откровений стремительно тает.

— В чем виновата перед вами конкретно она? После вашего ухода эта женщина пыталась покончить жизнь самоубийством. А после вашей книги — сделала еще одну попытку. Вам все равно?

— Такие правила игры.

— Граф, это не игра.

— Жизнь — только то, как ты к ней относишься. Для меня — это игра. Доказать? Я собираюсь пройти по ограждению балкона.

Я всплеснула руками.

— Бросьте, Граф. Это ребячество.

— Кто ж спорит, — он снимает куртку.

— Вы это несерьезно.

— Конечно, нет, — пододвигает стул к ограждению.

— Граф, до земли метра четыре, — скучающим тоном замечаю я. — Вы переломаете себе ноги. А до этого вас проткнет вон та арматура.

— Значит, я проиграю.

Граф становится на стул. Сидение, издав надрывный звук, проваливается под его ногой. Я вздрагиваю.

— Не собираюсь на это смотреть! Я ухожу, — но пока не двигаюсь с места.

— Тогда вы не сможете оказать мне первую помощь, — он подтягивает к ограждению сундук.

Я знаю, что Граф это сделает — даже, если я уйду. Другой бы остановился — но не Граф. И я почти проживаю, как он, балансируя на ограждении, оступается — и летит вниз. Как я выглядываю на улицу — и вижу его, лежащего в неестественно позе. По камню под его головой растекается багряная лужица…

Я не могу остановить его. Но я могу привести его в чувства. Хорошо б под рукой оказался стакан ледяной воды — но его нет. Так что я шагаю к Графу, ощущая легкое жжение в ладони, — пощечину он заслужил уже давно.

— Граф… — окликаю его.

Он оборачивается — но в последний момент успевает перехватить мою руку — и мы застываем в такой позе — лицом к лицу, едва ли не прижатые друг к другу. Секундное замешательство — и я вспоминаю, что у меня есть левая рука. Граф тот час же перехватывает и ее. Тогда я вспоминаю, что у меня есть губы…

Касаюсь губ Графа — по привычке осторожно, но с трудом сдерживая эмоции, которые бушуют во мне. Медленно провожу по его нижней губе языком — мое сердце стучит в висках — спокойно, но громко, как колокол. Чуть надавливаю языком, чтобы проникнуть вовнутрь… А затем испытываю такое чувство, словно меня внезапно столкнули в воду — едва успеваю задержать дыхание, как меня поглощает поток ощущений, — Граф отвечает на мой поцелуй. Его губы ласкают мои, его язык борется с моим. Все это смешивается в его ароматом, с головокружительным ощущением его близости. Под ложечкой начинает волнительно болеть…

Я первой прерываю поцелуй. Вырываю руки из его хватки, отступаю на шаг. Наверное, сейчас я выгляжу смешно — в замешательстве от своих чувств, злая на Графа, — из-за того, что он снова спутал мои карты. Но Граф не улыбается. Он, не отрываясь, смотрит на меня. Чуть покачивается — затем делает стремительный шаг ко мне, обхватывает мой затылок ладонью, второй — прижимает меня к себе — и врывается в мой рот языком. Пытаюсь оттолкнуть его — вместо безудержного восторга предыдущего поцелуя теперь я чувствую панику. Пробую отвернуться, вырваться — и, наконец, Граф меня отпускает.

— Не смейте прикасаться ко мне! — ору я, смутно осознавая, что первой заварила эту кашу.

Граф поднимает руки — как преступник, остановленный полицией.

— Как скажете, Шахерезада.

Его голос звучит настолько жестко, что мне становится не по себе. Это другой Граф — настоящий. Такой, каким я его всегда и представляла, — без маски, без притворства. Граф, способный на все.

— Отвезите меня домой, — как можно ровнее произношу я.

Он ничего не отвечает. Только, едва не задев меня плечом, проходит мимо и направляется к выходу.

ГЛАВА 9

Все дальше уезжаем от заброшенного дома, и мне кажется, он смотрит мне вслед подслеповатыми, прищуренными глазами-окнами. С трудом сдерживаюсь, чтобы не обернуться — и не попрощаться с ним.

Солнце скрылось за лесом, только верхушки елей еще окрашены в бледно-розовый. Тишина в салоне такая же серая, как и сумерки за окном. Встречные машины тоже кажутся серыми. Они слепят фарами. Проносятся мимо с резким жужжащим звуком, от которого мне неспокойно. А еще мне неспокойно от сосредоточенного профиля Графа. От него веет холодом, словно я открыла окно в морозную ночь. Поеживаюсь, хмурюсь.

Нам ехать еще несколько часов. Молчание Графа давит на меня.

— После того, как Глеб переехал в Большой город, Ксения была в этом доме лишь однажды, — замолкаю, следя за реакцией Графа.

Он слушает меня, хотя и не кажется, что ему интересно. Что ж, по крайней мере, я избавлюсь от тишины.

— Это случилось в следующую пятницу после их совместной ночевки.

Глеб помогал отцу залатать дыру в древнем Ситроене соседа — и завозился. Так что Ксения пришла к нему сама.

— Привет! — Глеб с голым торсом — не смотря на прохладную погоду — в рабочих штанах, испачканных в мазуте, ловко выскочил из ремонтной ямы, в одно мгновение оказался рядом с Ксенией и поцеловал ее губы.

Мимолетный поцелуй — но он столько всего значил…

«Я люблю тебя.

Я соскучился по тебе.

Я так рад тебя видеть.

Какое же это счастье — касаться тебя.