Сто и одна ночь

Я представляю, что превращаюсь в камень, что звуки вокруг — это шум прибоя, что я здесь одна… И чувствую, как в уголках глаз сквозь опущенные веки просачиваются слезы. Лоб горит, меня колотит.

Море… Туман… Песок…

Сначала кажется, что все получается. Но где-то в конце перехода начинает плакать ребенок — и картинка морского берега, которую я удерживала с таким трудом, рассыпается. Не открывая глаза, крепко обхватываю себя за плечи. Чувствую, как приближается новая волна паники — еще сильнее. И вдруг среди какофонии я различаю знакомый голос — и ускользающее сознание хватается за него, как за соломинку.

— Крис, слышишь меня? Крис… — зовет меня Граф.

Дрожу так, словно меня только что достали из проруби. Но открываю глаза и поднимаю голову.

— Крис… Иди ко мне… — он снимает пальто — и набрасывает его на меня.

Затем легонько тянет за рукава, подсказывая направление движения. Я больше не раздумываю — прижимаюсь к Графу, утыкаюсь носом в выемку над его ключицей. Граф набрасывает на меня пальто — и с головой скрывает от окружающего ада.

— Обними меня, — прошу я. Он осторожно выполняет мою просьбу. — Крепче…

Граф заключает меня в объятья — словно обхватывает всю, — как ребенка.

Я больше не слышу шума прибоя, но улавливаю быстрое, громкое сердцебиение Графа, которое заглушает остальные вокзальные звуки. Закрываю глаза и прижимаюсь ухом к его груди. Его сердце стучит еще громче. Меня лихорадит, засасывает в какую-то черную дыру… А затем сила притяжения этой дыры начинает ослабевать. Мышцы постепенно расслабляются. Дрожь унимается.

Не знаю, сколько времени я так стою, — минуту или целую вечность — но потихоньку возвращаюсь к своему нормальному состоянию — будто пробуждаюсь ото сна. Сначала улавливаю аромат Графа — и вдыхаю поглубже. Затем чувствую губы Графа у моего виска. После — что объятия слишком сильные — мне не хватает воздуха.

— Кажется, прошло, — шепчу я.

Граф ослабляет хватку — и выпускает меня. Я стаскиваю пальто с головы, но крепко держу ворот у моей шеи. Оглядываюсь. Это месиво человеческих тел и лиц по-прежнему давит — меня слегка подташнивает и кружится голова — но я уже контролирую свои действия.

Перевожу взгляд на Графа. Не понимаю, как именно он смотрит на меня. Словно между нами метровая стеклянная стена. Или он увидел во мне другого человека.

— Крис… Можешь идти? — вполголоса спрашивает Граф.

Обнимает меня за плечи, прижимая к себе так сильно, что мы будто становимся одним человеком — и вот так пробираемся сквозь толпу. Временами Граф заглядывает мне в глаза — мельком, наверное, просто убедиться, что я не собираюсь падать в обморок.

Потом, позже, уже на парковке, он прислоняется к машине, подтягивает меня к себе — и обнимает почти так же, как на вокзале во время моего приступа, разве что осторожнее. Я все жду, когда он прекратит, но молчу — вижу, что и с ним что-то происходит. Но Граф все не отпускает меня — кутает в свое пальто. Прижимается щекой к моему виску. Чувствую его спокойное глубокое дыхание на своих волосах.

— Граф?

Он чуть отстраняется, смотрит на меня так, словно только что очнулся.

— Не могли бы вы… — я веду плечами — и он размыкает объятия.

— Конечно.

Садимся в машину. Всю дорогу снова молчим. Тишина непонятная — не напряженная, но… вдумчивая.

Не заглушая двигатель, Граф останавливается у моего подъезда. Я прощаюсь, выхожу из машины.

— Крис, подождите! — Граф нагоняет меня у двери. — А если… — он медлит. Волнуется? Граф?! Машинально запускаю руку в карман куртки и то сжимаю, то разжимаю гладкий теплый орех каштана. — Допустим… я аннулирую нашу сделку, Крис, — он замолкает. Я тоже молчу, не понимая смысла его слов. Но живот скручивает от волнения. — Допустим, Крис, я забуду об инциденте с кольцом — сотру отпечатки пальцев, уничтожу видеозапись… Тогда вы вернетесь, чтобы рассказать историю до конца?

— Нет, — без колебаний отвечаю я.

Могла бы соврать. Но вряд ли бы Граф мне поверил.

Он усмехается. А взгляд такой, словно он узнал, что тяжело болен.

— Тем не менее, я больше не собираюсь вас шантажировать, Шахерезада, — вы свободны. Но я. Очень. Надеюсь. Что вы вернетесь, — он замолкает, видимо, ожидая моего ответа, а я, шокированная, просто стою и пялюсь на него. — Завтра вечером дверь будет открыта. Только, если вы не придете, — сегодняшняя ночь станет нашей последней.

— Вообще-то, это тоже шантаж… — говорю уже в спину Графу.

Он не оборачивается. Садится в машину — и уезжает.

Я взглядом провожаю Понтиак до поворота. Смотрю на стоп-сигнальные огни, пока горит красный свет, — и все не могу поверить, что эта картинка окажется последней в моей истории с Графом.

ГЛАВА 10

Стою через дорогу от дома Графа — в темноте, под деревом, куда почти не проникает белый фонарный свет. Я могу сколько угодно обманывать себя, но знаю, что все равно поднимусь на крыльцо.