Вот мы с Графом стоим у старого дома в Маленьком городе, над нами — хоровод листьев. Вот я, улыбаясь, дарю Графу листок… Граф протягивает руку… Прячет листок за пазуху… Вот дарит мне каштан… Ломает замок на двери… Мы входим в дом… Оглядываемся на кухне… Я — крупным планом — склоняюсь над граненым стаканом, рассматривая тончайшие стебли сухих цветов… (Никогда бы не подумала, что в этот момент у меня были почти по-детски изумленные глаза)… Вот Граф подает мне руку, помогая перепрыгнуть через провалы в ступенях… (Как Роджер вообще умудрился это снять? Там же и окна нет. Через щель в стене?..) Вот Граф хватает меня за запястье… Вот я целую его… (Невольно делаю глубокий вдох. Хорошо. Самой-то себе я могу признаться: люблю целоваться с Графом. Это… невозможное… непередаваемое ощущение…) Борьба с Графом… Придорожное кафе… Вокзал… (А вот это очень не понравится отцу… Наверное, также сильно, как и мой поцелуй с Графом).
Задумываюсь, машинально перебирая оставшиеся фото. Затем кошусь на рюкзак Роджера, в котором, вероятно, лежит фотоаппарат.
— А сегодня ты тоже… фотографировал?
Дожидаясь его ответа, сглатываю комок в горле.
— Черт, Роджер! Это перебор! Моему отцу совсем не надо такое видеть! Удали!
Впервые за все время общения у озера на лице Роджера, как подснежник сквозь снег, пробивается улыбка. И я вспоминаю, что окно на кухне Графа было зашторено. Уф…
Я только что выдала сама себя.
— Роджер. Это только твои догадки… Ты точно меня слышишь?
Его улыбка все ширится.
Я не могу ему угрожать. Мне нечем его шантажировать и нечего предложить. Поэтому просто протягиваю Роджеру фотографии — но в последний момент выхватываю из его пальцев — и заглядываю в конец стопки. Выбираю один из последних снимков, сделанных вчера возле Понтиака, после испытания на вокзале. Граф обнимает меня. Его лицо — крупным планом. Оно настолько выразительно, что я чувствую боль в солнечном сплетении. Он переживает за меня. Ему плохо. И что-то еще… Что-то светлое…
— Это фото я забираю себе.
Не жду согласия Роджера. Засовываю фотографию к себе в сумочку — и возвращаю куртку.
Все, я готова.
Последний поворот.
Мы на месте.
Я люблю этот дом. Уютная коробочка с коричневой черепицей и садом, который подступает к самым стенам. В особо ветреные дни веточки яблонь царапают стекла. А теплой осенью так пахнет спелыми яблоками, что дух захватывает.
Забор не высокий: с улицы видно и крыльцо с фонарем, который папа зажигает каждую ночь, и аккуратно стриженная лужайка, и будка, где живет старый добрый Арго — породистая немецкая овчарка.
Я открываю калитку — и Арго бросается на меня, неистово виляя хвостом.
— Сидеть, Арго! Сидеть! — как можно более строгим голосом выкрикиваю я — эта овчарка способна сбить меня с ног.
Арго слушается, хотя, поскуливая, лупит хвостом по земле и нетерпеливо переминается с лапы на лапу.
Стоит не появиться здесь хотя бы неделю, и от запаха родного дома — такого незаметного при каждодневном ощущении — начинает щемить сердце… Правда, сегодня, переступая порог, моя голова занята другим — как бы выйти сухой из воды. А еще недавно казалось, что моя головная боль — это исключительно отношения с Графом.
Прохожу в коридор. Волнуюсь, как перед сдачей первого экзамена в универ.
— Здравствуй, Крис, — доносится со стороны кухни.
— Здравствуй, — отвечаю я — и про себя добавляю: «Глеб…»
ГЛАВА 12
Меня немного знобит, но дело не в простуде, — да я и не помню, когда болела в последний раз. Надо бы зажечь лампу, но все брожу по комнате, наступая на бледные прямоугольники фонарного света, льющего в окно. На лэптопе только что зажглась заставка — звездное небо.
Чувствую себя загнанной в угол. Чтобы ни делала — это не выход. Я как муха, которая чем сильнее старается выбраться, тем больше запутывается в паутине. Но как же не пытаться?..
Полтора часа до полуночи…
Этого времени мне бы хватило, чтобы дойти до Графа пешком. Но я не пойду. Пора привыкать к мысли, что я больше его не увижу.
Открываю на лэптопе файл. Думала, он унесет меня, — или, хотя бы, напомнит, почему все происходящее — к лучшему. Но не выходит даже складывать буквы в слова. Побегаю глазами по строчкам — и понимаю, что в памяти не остается ничего. Захлопываю крышку лэптопа.
Мне больно.
Когда я в последний раз чувствовала такую сильную душевную боль?.. Восемь месяцев назад, обнаружив, что происходит с отцом…
Мне всегда с ним одновременно невероятно просто и невероятно сложно. Просто — потому что он любит меня. Сложно — потому что ради моего счастья он может даже засадить меня в клетку — образно выражаясь. Хотя… Нет, все-таки, образно.