Еще в 1950 году из 70 коронеров в Висконсине 33 являлись хозяевами похоронных бюро, то есть так же, как и в годы «десятилетия бесправия». И все же коронеры уже были не те, что раньше. Растущее влияние последователей Норриса заставило провести некоторые реформы системы коронеров. Некоторые коронеры стали настоящими судебными медиками. Например, Генри Туркель владел судебной медициной не хуже судебных медиков Старого Света. То же можно сказать о коронере Лос-Анджелеса, как и о Консалесе или Хельперне в Нью-Йорке, которые читали лекции студентам-медикам. Сюда следует отнести также таких бывших коронеров из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, как Ньюбарр, Мирс или Карр, которые основали преподавание судебной медицины в университетах Калифорнии. Аллан Мориц, основавший Институт судебной медицины при Гарвардском университете, преподавал судебную патологию в университете Кливленда вместе с коронером С. Гербером. Рихард Форд продолжил дело Морица в Гарварде и ежемесячно собирал в Бостоне полицейских со всей страны, чтобы продемонстрировать им значение судебной медицины. Такие же цели преследовали Рассел Фишер в Балтиморе и Тео Курфи на Лонг-Ислэнд. Они знали, что страна не будет копировать развитие судебной медицины Старого Света, а пойдет своим путем. С присущим этой стране оптимизмом они верили, что судебная медицина США рано или поздно внесет свой вклад в судебную медицину мира, как это случилось с общей медициной Америки, вклад которой во всемирную медицину увеличивается из года в год.
Нет сомнения, за сто лет судебная медицина стала всемирной наукой. Но это только одна сторона вопроса. Есть и другая сторона: с самого своего зарождения она научилась бороться и изменяться. На протяжении целой эпохи судебная медицина боролась, чтобы доказать своей «матери» — медицине, что у нее другое содержание и другие цели: стать мостом между медициной, с одной стороны, и юстицией, криминалистикой — с другой. В следующую эпоху она не без успеха объединила в себе все знания медицины, естествознания и, наконец, также техники, которые были ей необходимы для решения задач, поставленных криминалистикой, исследовала и развила их. Но к середине столетия она оказалась перед новыми требованиями криминалистики, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что было когда-либо известно. Криминалистика требовала таких широких познаний в медицине, естествознании и технике, что, казалось, это требование разорвет рамки судебной медицины. То, что вызвало к жизни такие дела, как дело Дженни Дональд или Хьюма, — применение различнейших методов расследования с привлечением разных дисциплин, — принесло также и разочарование от несовершенства знаний, осветило современную картину состояния судебной медицины. Судебная медицина все больше стремилась к координации действий различных наук в интересах криминалистики, как этого хотел в 1934 году Сидней Смит. Правильный путь избрал датчанин Кнут Санд, который создал при Институте судебной медицины в Копенгагене «большой судебно-медицинский совет», куда входили специалисты всех отраслей медицины и естествознания. Этот совет собирался под председательством Санда каждый раз, когда возникала трудная криминалистическая проблема.
III. «Раскроите тайну яда!», или Триумфы и заблуждения судебной токсикологии
1. Начальные представления о токсикологии. Дело Марии Лафарг
В начале 1840 года мало кто знал имя двадцатилетней француженки Марии Лафарг. Но спустя несколько месяцев оно уже было на устах многих людей не только Парижа, Лондона, Берлина, Вены и Рима, но и Петербурга и Нью-Йорка. Мир узнал о ней, как об обвиняемой в отравлении своего мужа Шарля Лафарга.
Почему эта смерть в малоизвестной французской провинции Легландье всколыхнула весь мир? Может быть, из-за таинственной личности молодой женщины, которую Лафарг привез в Легландье из Парижа? Может быть, потому, что с давних времен к отравительницам окружающие относились, как к колдуньям? Скорее всего, причину надо искать только в том, что процесс над Марией Лафарг познакомил мир того времени с новой наукой — токсикологией. Впервые стало известно, что перед судом могут выступать врачи и химики, которые пытаются узнать тайну яда, приведшего к смерти. Новая наука, дитя бурно развивающейся общей химии, казалась такой же таинственной, как и смертельно опасный предмет ее исследований. Психологическое воздействие обстоятельств убийства и личность убийцы приковали все взоры к новой науке. И не удивительно, что именно токсикология стала центром внимания суда и всех споров, порожденных делом Марии Лафарг.