Во исполнение решения проходившей в феврале 1945 года Ялтинской конференции, где союзниками была заявлена непреклонная решимость покончить с германским милитаризмом и нацизмом, оккупационные власти издали 5 марта 1946 года «Закон об освобождении от национал-социализма и милитаризма», который должен был навсегда избавить Германию от нацистской скверны. Он распространялся на все оккупационные зоны, и под его действие подпадали все бывшие члены НСДАП (к концу войны их было около тринадцати миллионов); теперь они должны были держать ответ перед комиссией по расследованию их деятельности. По результатам работы комиссии всех подозреваемых предполагалось разделить на пять категорий: 1. Главные обвиняемые; 2. Активисты; 3. Активисты, изобличенные в менее тяжких преступлениях; 4. Попутчики и 5. Подлежащие оправданию. Проблема заключалась в отсутствии соответствующего уголовного законодательства, так что местные комиссии действовали на основании правил и законов, принятых задним числом. Вдобавок для их работы не хватало квалифицированных кадров, а большинство их членов руководствовалось внутренним убеждением и собственными представлениями о степени вины тех, кого они должны были судить. Как правило, юридическое образование было только у председателей комиссий, а рядовых членов набирали из числа граждан, известных своими антифашистскими убеждениями или подвергавшихся преследованиям при нацистах. Для рассмотрения дел все обвиняемые должны были заполнить анкету из 131 вопроса. Любой неверный ответ или отказ отвечать мог стать основанием для дополнительного обвинения. Тем не менее Виланд, подлежавший денацификации во французской оккупационной зоне, к которой относился Нусдорф, скрыл свою непродолжительную деятельность в филиале концлагеря Флоссенбург и поэтому прошел неприятную процедуру достаточно безболезненно. Судя по тому, что он писал Оверхофу еще в начале 1946 года, он никак не мог решить, следует ли ему возвратиться в Байройт до тех пор, пока там не будут проведены процессы денацификации и к нему уже не будут предъявлять какие-либо претензии. Его решение остаться во французской оккупационной зоне, где условия прохождения неприятного процесса были заметно мягче, а вероятность встречи с нежелательными свидетелями была значительно меньше, нельзя не признать в высшей степени разумным. Что касается Винифред, то ее, как и всех членов НСДАП, имевших золотой значок, то есть обладавших партбилетом с номером меньше 100 000, отнесли к первой категории обвиняемых, для которых новый закон предусматривал наказание вплоть до десяти лет тюремного заключения и полной конфискации имущества. По этому поводу она писала: «…будучи старым партийцем, я отношусь к главным обвиняемым первой категории, и поэтому меня ожидает публичное обвинение. – По крайней мере, мне предоставлена возможность защиты, и я надеюсь воспользоваться поводом, чтобы покончить со всеми легендами о моих отношениях с Гитлером».
Несмотря на заботу о семье, которую проявил в это тяжелое время ее младший сын, ей приходилось и самой выбиваться из сил, чтобы поддерживать существование обитателей Оберварменштайнаха. В то время как бывший управляющий скотобойней, а ныне обербургомистр города Майер разъезжал в конфискованном у нее автомобиле, ей приходилось таскать тяжелые рюкзаки и проделывать по 70 километров в день на велосипеде в поисках продуктов. Уже в 1948 году, когда переписка с Фриделиндой более или менее наладилась, она писала дочери: «В качестве „неимущей“ я получила разрешение на сбор валежника и могу теперь, как и любая местная старушка, собирать в лесу и носить за спиной в корзине хворост, что я прилежно делаю». В поисках поддержки она однажды появилась в доме родителей своей бывшей воспитанницы (можно сказать, приемной дочери) Бетти Вайс. Вот как Бетти описала впоследствии этот визит: «В наш двор въехала на велосипеде женщина в старом платье в цветочек – такие носили многие беженки. Мы не сразу ее узнали, дали ей хлеба, мяса и яиц и еще чего-то… И тут она стала нас благодарить со слезами на глазах… Раньше мы видели эту даму элегантно причесанной и все такое, а теперь она приехала к нам во двор на велосипеде, так плохо у нее тогда шли дела». После этого Винифред неоднократно навещала Бетти и, как она писала Фриделинде, «…однажды та надела по этому поводу парижское платьице, которое ей когда-то подарила Любен!!!».