Сто лет одного мифа

Лис Симонетт подтвердила свое предложение поработать в архиве Курта Вайля, а вдова композитора Лотте Ленья обещала познакомить Готфрида с ее личными документами. Однако перед поездкой в Америку ему пришлось еще раз исполнить долг перед семьей и посетить Байройт в связи с восьмидесятилетием бабушки. Туда он отправился вместе с женой и матерью, и байройтское общество приняло их довольно холодно. К тому же внук с неудовольствием отметил, что после того, как Винифред стала телезвездой, к ней снова потянулись ее старые друзья, которых она с удовольствием принимала: «Я еще никогда не слышал столько лживых комплиментов в адрес своей бабушки. Фильм Зиберберга еще больше укрепил ее позиции в глазах коричневатых почитателей. Старая гвардия вагнеровских обществ и Общества друзей Байройта прославляла любимицу Гитлера Винни». Тогда же один из лучших скульпторов Германии, представитель строго классического стиля Арно Брекер, любимец Гитлера и автор изображений нацистских бонз, Козимы и Рихарда Вагнера, а также Герхарта Гауптмана и Сальвадора Дали, сделал великолепную скульптуру ее головы.

В Нью-Йорке Готфрид поселился с женой у ее родственников в том же самом районе Ривердейл, где находился особняк Тосканини, – в пентхаузе расположенного неподалеку дома. Из окна их комнаты открывался замечательный вид на Центральный парк, Пятую авеню и центр города, и их двухмесячное пребывание там могло стать сплошным удовольствие, если бы Готфриду удалось выполнить все, что он наметил, и получить необходимые материалы. Однако жизнь в незнакомом городе не заладилась с самого начала. Лис Симонетт возглавила архив Вайля совсем недавно и никак не могла навести в нем порядок, поскольку ее предшественник Дэвид Дрю оставил архив в «довольно плачевном состоянии». И это еще слабо сказано. Самое же главное заключалось в том, что многие оригиналы документов Дрю хранил у себя в Лондоне, где он жил постоянно, и изъять их оттуда не было никакой возможности. Что касается Лотте Леньи, то она пришла в восторг от изданной в виде монографии диссертации Готфрида и при встречах рассказала ему о Вайле массу интересного. Он узнал множество подробностей, ожививших его представления об изучаемом композиторе и о его взаимоотношениях с женой, которая после его смерти еще трижды выходила замуж. Однако, как и в случае с архивом Вайля, ничего полезного для продолжения своих исследований он так и не нашел.

Готфриду довелось познакомиться и с другой стороной жизни в Нью-Йорке, не столь прекрасной, как вид из окна его пентхауза в Ривердейле. Автобус, на котором он добирался до Манхеттена, проезжал через Гарлем, где гость из Европы по его словам, «…никогда не видел таких искаженных ненавистью лиц и таких запущенных черных подростков. Завидев приближающийся автобус, они бросались к нему и осыпали сидящих в нем оскорблениями. При этом они еще стучали по кузову. Вежливые, в большинстве своем чернокожие водители пытались проскочить черный Гарлем без остановок, поскольку тамошние жители называли их „друзьями белых“. Если загорался красный сигнал светофора, водитель открывал окно, чтобы обложить устремлявшихся к нему чернокожих ребят крепкой руганью. Они отвечали ему тем же… В большинстве своем эта молодежь ненавидела нас, поскольку мы ехали из богатого еврейского Ривердейла. Происходил взрыв слитой воедино классовой и расовой ненависти. Я все больше сомневался в том, действительно ли Нью-Йорк столь прекрасен. Меня стали занимать социальные вопросы, а в удивительно приятной обстановке Ривердейла я начинал себя чувствовать как в башне из слоновой кости».

Готфрид наблюдал чернокожих американцев не только из окна автобуса – однажды ему пришлось столкнуться с ними вплотную. Вернувшись в США после недолгой поездки во Францию на свадьбу Евы, он в январе сходил в Метрополитен-оперу на Пеллеаса и Мелизанду Дебюсси. Добираясь домой на подземке, он перепутал линии, сел в последний поезд на Гарлем и ненастной ночью оказался на 154-й улице в окружении местной шпаны. Еще несколько человек «грелось у бака из-под бензина, где они развели огонь. Чернокожие были одеты в грязные лохмотья. Они с презрением смотрели на элегантно одетого белого». Ему с трудом удалось поймать такси, но, когда шофер узнал, что клиент едет в Ривердейл, он злобно прорычал: «Это квартал богатых евреев, а сейчас метель, поэтому платите двойную цену». По словам Готфрида, «в таком месте и в такую погоду перспектива бежать двенадцать километров (по моей оценке) до Ривердейла подавила во мне волю к сопротивлению, и я поддался на вымогательство». Дело кончилось тем, что шофер высадил его на полпути, забрал оговоренную плату и на прощание крикнул: «Ну что, мужик, узнал Гарлем получше?» Этот случай заставил правнука Вагнера усомниться в том, что его «существование как ученого, занимающегося частными исследованиями творчества Вайля, и гостя нью-йоркского общества имеет какой бы то ни было смысл».