Сто лет полуночества

А музыка звучит, стихает напряжение и буйство звуков. На круги своя возвращаются мысли и чувства. Вот уже Вика делает первые пометки на белом листе — её работы пронизаны такой тоской по маме и родному дому, что невольно сжимается сердце, когда читаешь. Студенты с упоением начинают грызть шариковые ручки, размышляя, о чем будут писать. И никто ещё не знает, что совсем скоро их всеобщий юношеский максимализм сменится на что‑нибудь более приемлемое для нашей жизни. Розовые краски детства–молодости кто‑то грубо замажет серой повседневностью. А студенческие надежды и чаяния поменяют ориентацию — из духовных мечтаний как‑то незаметно превратятся в материальные желания.

Это — прекрасное далёко. Улыбается оно моим ученикам равнодушием и цинизмом. Это будущее, когда каждый столкнется с необходимостью делать сложный выбор между никчемным добром и всепоглощающим злом. Многим придется расстаться с иллюзиями относительно дружбы и любви и водрузить на пьедестал "золотого божка" в долларовом эквиваленте. Произойдет превращение (не путать с Кафкой!), превращение банальное. И они уже не будут "моими студентами" в таком недалеком и реальном будущем. Они станут взрослыми. Но все это будет потом. А сейчас, здесь, в обычной аудитории, рвет на куски человеческие души музыка. Это мои ученики слушают Рахманинова. Не понимают, зачем, но чувствуют, что необходимо. Вслушиваются, надеясь на счастье и ещё веря в любовь.

Прощальное

Я умею читать по их глазам и даже по лицам. Слышу их мысли и мечты. Умею. Мне смешно, когда они врут, горько, когда не могу помочь, понимая, что всем не поможешь. Я заряжаюсь их надеждой и оптимизмом, взамен вкладываю веру и учу любить.

В какую минуту или мгновение это случилось? Без сопливых эмоций и громогласных восторгов, без патетики и чего‑то играючи напускного, что появилось в сердце? Мы не друзья–товарищи, не мать и шаловливые дети. Всего‑то: ученики и учитель. Всего‑то.

Выверенными шагами вхожу в аудиторию. "Здравствуйте", — всем вместе и каждому в отдельности. Улыбкой блуждая по лицам, чувствую: что‑то витает в аудитории. Невидимое. Но ясное, как день. Ну конечно, не готовы к семинару! Бездельники, пригвоздить к позорному столбу! И "разбор полетов" без сотрясения воздуха. Просто взглядом исподлобья, чтоб жгло внутри, язвительным, горьким словом, которое отложится и в мыслях, и на сердце. Никакого ора и крика не понадобится. Все понимают, читаю в глазах. Не страх — стыд.

Каждодневная борьба с равнодушием закончилась в мою пользу. Как ни прятались они за "штампы" общества, как ни скрывались за маской напускного, бесшабашно–лицемерного веселья, я влезала и расковыривала их души. До боли — и своей, и чужой. Не коверкала, а пробуждала от всеобщей спячки их запрятанные под серую броню сердца. Пробудила? Время покажет. А пока что мне перестают сниться их работы, их почерки, которые я знаю наизусть. Неразборчивые, немного с детским наклоном, то влево, то вправо.

"До свидания", — в пустой аудитории эхо голосов дымкой прилегло на невзрачные стены. Разошлись студенты, оставив на партах скомканные черновики будущих шедевров. О чем? О жизни, разумеется. Студенческой, молодой жизни. С болью и алкогольным весельем, с бездельем и ленью. С повисшими в никуда вопросами без ответа, с клочками предательства и ругани, с непониманием и равнодушием людей. Это их жизнь, в которой всем помочь не получится, как и спасти мир ото зла невозможно. Но! Выйдя из аудитории после очередной лекции или нравоучений, можно разойтись по углам и забиться каждый в свою конуру равнодушия и цинизма. Что легко. А Можно отдать кусок любви кому‑то, просто так, не требуя награды взамен. Что очень трудно. Но необходимо. Они, мои ученики, уже знают это и делают выбор: убить своего князя Мышкина или…

Или каждый день пытаться сделать этот мир немного лучше. Пытаться, а не прятаться под панцирь равнодушия. Как все.

Здравствуйте… За тысячи километров, в чужом огромном городе 20 голосов из прошлого.

Здравствуйте… Выдернут меня из стремительного потока чьи‑то глаза, похожие. Чья‑то фраза, чей‑то почерк. Так и неразгаданный смысл их жизни (у каждого свой) останется загадкой. Для них. Не для меня.

Прощайте — каждому в отдельности и всем вместе.

Я умела читать их глаза. Они читали мою душу.

Феномен бытия

Начало 21 века. Самое его начало. За окном липкий мохнатый снег. Завтра Рождество. В окнах будет гореть свет и отражаться в душах людей. А пока что, отсмотрев по ТВ очередную порцию убийств, пожаров и голых задниц, человек укладывается спать с мечтою о них же: убийствах, пожарах и прочее, но! С его участием (хотя бы в качестве свидетеля).

Засыпая с надеждой о славе, лелея её, пестуя и вожделея, человек иногда добивается своего.

Что движет этими людьми? Ради чего позволяют они вторгаться в самое сокровенное, зачем обнажают тела и души? Просто так. Ради интереса… Хотя нет! На "кону" всегда стоит приз. Люди снова и снова "гибнут за металл", сжигая себя на жертвенном огне.