Сто лет полуночества

Щелк: "Вчера была обнаружена десятая жертва маньяка. Труп, КАК ОБЫЧНО, без головы…". Не нравится? Переключаем: "…погибли в авиакатастрофе…". И это не подходит? Опять щелк: "Расстрел колонны ОМОНа…", "умер от передозировки…" — и так до бесконечности. Пока по венам не растечется злоба, ненависть, тоска и равнодушие. А главное, у нас есть выбор. Сатана обычно предлагает две тропы. Одна — легкая, манящая, опьяняющая. Другая тропа — тяжелая, с горечью поражений, с болью душевной. Только две дороги, третьего не дано. И никаких компромиссов, дипломатических уловок.

Да, страшно переступать через себя, глушить свою совесть. Сначала страшно. Но гораздо тяжелее жить, не нарушая высших законов. Трудно людям не красть, не убивать. Творим себе кумиров на каждом шагу. И оправдываемся, прячась за других, перекладывая свою вину на чьи‑то плечи. Балансируя на грани "плохо — хорошо", в который раз без зазрения совести оправдываем свое животное "Я". Это оно вопит: "Спасай скорее шкуру, дави, гноби слабаков. Выживает сильнейший!". Это оно смердит наглостью, хамством и беспринципностью. Лжет и подличает, убивает и продается. Живет одним днем, потому что потом — пустота. И поэтому надо успеть все попробовать, почувствовать, испытать. "Тварь я дрожащая или право имею?" — спрашивает человек, подходя к развилке жизненного пути. В антрацитовом сиянии озоновых звезд светятся две тропы, словно кокаиновые дорожки на стеклянном столе. Не шелохнется лист, не зальется предрассветной трелью соловей.

Тихо! Человек выбирает.

Знак "Z"

Пролог

17–летний паренек в начищенных до блеска ботинках нервно сплевывает и оглядывается по сторонам. С некоторым усилием поднимает стоящую рядом канистру бензина и быстро шагает к ожидающей его группе людей. Я не вижу их лиц, они расплывчаты, какие‑то серые пятна. Я не знаю, кто они — чьи‑то братья или сыновья. Потом, уже после, эти люди разойдутся по своим домам. Кто‑то наденет мягкие тапочки и погрузится в уют кресла. Кто‑то съест на ужин яичницу и выпьет компот. Но это будет после. А сейчас я не вижу лиц этих людей…

Взмах руки — и железный прут раскалывает на три части мраморную плиту с надписью: "Дорогому и любимому отцу. Мы молимся за тебя".

В тишине, прерывающейся железным скрежетом о скорбный камень, в темноте, скрывающей глаза, пылает яркий огонь. Горят не костры — кресты. А в ответ — молчание. Мертвые не могут ответить на удар, стереть плевок. Мертвые никогда не выйдут из‑за угла, чтобы всадить нож в спину.

Я не знаю, кто эти ЛЮДИ. Наверное, в повседневной жизни мы едем с ними в одном троллейбусе, ходим в кино на фильмы о любви и героических поступках. Я встречаю, возможно, ИХ на рынках, улицах, в парках. Везде. Но кто из них ОНИ…

Что‑то происходит с нами, людьми.

Что?..

Почему вместо народа появилась бешеная толпа?

Зачем культуру заменили шоу–бизнесом? Вместо патриотов — скинхеды. Вместо правды — деньги. Дыру, где раньше находилась совесть, забили тоже деньгами, окропили святой водой, и жизнь продолжается.

Что происходит с нами?

Национальная гордость и достоинство… О чем вы? Эй! Патриотизм где? Остался лишь квасной да слюнявый, в замысловатых вензелях, с грохочущими лозунгами наперевес. Искореженное человеческое сознание в растерянности ищет все то, что было потеряно, разбито, развеяно прахом по ветру. Ищет остатки себя. Себя настоящего.

Нанизывая, словно кольца на палочку (в детской игрушке–пирамидке), всю нескончаемую подлость и трусость, собираем своими руками огромную пирамиду мерзости. Не просто понятий абстрактных. Это пирамида конкретных поступков человеческих.

Как же стыдно. Стыдно до слез и какой‑то гадливости.

ЧАСТЬ 1. I'm from Russia

Включаю телевизор. Передача "Свобода слова" затягивает в сети полемики. Идет обсуждение "потрясающих успехов" нашей сборной по футболу на чемпионате мира. Но попытка анализа ошибок и поиск решения проблем заменены показушной истерикой депутата — участника шоу. Для него — это еще один шанс прорекламировать себя, удачная PR–акция в прямом эфире.

Застыли у экранов обескураженные телезрители: льются потоки грязи и оскорблений на присутствующих и отсутствующих, на живых и мертвых. Унижен ведущий, который никак не может взять ситуацию под контроль. И перестала смеяться аудитория в студии. Потому что стыдно. За депутата, за свою страну, за себя.

I'm from Russia — и этим все сказано. На глазах мирового сообщества год за годом эволюционирует образ России. Закрытая, затерянная (словно Атлантида) в далеких снегах дикая страна с пьяными медведями на улицах превратилась в открытую опасно–бандитскую державу с непрезентабельного вида человеком. Этот типовой россиянин ломает и обгаживает лифты, швыряет под ноги пивные банки и окурки (в урну не интересно), в транспорте бежит сломя голову на свободное место. А когда этого человека просят о помощи — он отводит в сторону глаза.