Сто лет пути

Домофон прозвенел с переливами, подождал, потом еще прозвенел. Дмитрий Иванович рассматривал спины и хвосты сидящих по углам собак.

…Кто может позволить себе жить в таком доме в самом центре старой Москвы? Как выглядят люди, которые приходят сюда… к себе домой, привычно не замечая решеток и мозаик? О чем они думают, чего боятся, кого жалеют? Это же должны быть какие-то необыкновенные люди, раз они здесь живут!

Домофон наконец-то спросил, кто там, и Никоненко сердито отрапортовал, кто и зачем.

Как видно, и на него дом произвел впечатление.

В роскошном мраморно-мозаичном подъезде, где было тихо и шаги гулко отдавались от стен, полковник, кажется, обозлился еще больше. Дмитрий Иванович наблюдал с интересом, а потом решился проверить наблюдение.

– Ахматова однажды страшно возмутилась, когда при ней сказали, что в петербургских подъездах было сыро и воняло кошками. Она сказала, что тогда в подъездах пахло только кофе и дамскими духами.

– А у всех разные подъезды были, ты не поверишь, Дмитрий Иванович! У прекрасных дамочек, вроде этой твоей, обязательно должно духами пахнуть, от кошачьей мочи они в обморок хлопаются!..

Кабина лифта залилась неярким желтым светом, когда Шаховской потянул на себя затейливую чугунную решетку. Декорации приключения ему очень нравились, было любопытно и весело еще и потому, что полковник злился.

На третьем этаже оказалось всего две квартиры, дверь в одну из них распахнута настежь.

– Проходите, пожалуйста, – пригласила высокая пожилая женщина в переднике и наколке, стоявшая на изготовку. – Вас ждут. Нет-нет, обувь снимать не нужно.

Никоненко с тоской посмотрел на мраморный пол, в котором отражалась люстра и его собственные ботинки с пятнами засохшей грязи. Участковый уполномоченный Анискин из глухой сибирской деревни, где ты есть-то? Давай, давай, выступай на подмогу!..

– Да я вам тут свинарник форменный устрою, – выпалил Анискин и округлил глаза. – На улице-то не май месяц!

И мигом разулся. Шаховской его маневр оценил, а женщина не дрогнула.

– Сюда, пожалуйста.

В большой квадратной комнате, выходившей окнами на скверик, было тепло, светло и просторно. Мебели не слишком много, и располагалась она вольготно, уютно, как-то так, что сразу хотелось именно «расположиться» удобно, заговорить о приятном, подумать о хорошем. Девушка ходила в отдалении у самых окон, разговаривала по телефону и улыбнулась, когда полковник и профессор возникли в дверях. Улыбнулась и помахала рукой – мол, проходите, проходите, не стесняйтесь!

– Чаю или кофе?

– Чаю, – немедленно согласился Анискин. – С вареньем. Есть варенье?..

И опять ничего не получилось!.. Ни изумления, ни возмущения, ни уничижительных взглядов. Женщина просто кивнула и вышла, тихо прикрыв за собой двери.

– Ну, все, все, – сказала девушка в телефон. – Потом поговорим, ладно?.. Нет, все в порядке, просто ко мне приехали.

Шаховскому показалось, что в телефоне у нее никого нет, и не разговаривает она ни с кем, просто так придумано, чтобы встреча с «правоохранительными органами» началась с… ожидания. Она разговаривает. Они ждут. Есть минута, чтобы оценить друг друга.

Ничего оценить Шаховской не смог. Девушке могло быть двадцать пять лет, а могло пятьдесят. Она идеально соответствовала интерьеру в итальянском вкусе, но она могла соответствовать любому богатому интерьеру. Она говорила очень правильно и держалась естественно, но естественность и правильность могли быть не своими, а выработанными в результате тренировок.

Девушка договорила, бросила телефон в подушки дивана, покачала головой и вздохнула, как будто сокрушаясь, что дела не дают никакого покоя, и извиняя себя за это.

– Милана, – непонятно сказала она.

– И вам не хворать, – моментально откликнулся участковый уполномоченный. Девушка удивилась.

– Меня зовут Милана. Хотя вы, наверное, знаете.

Если ее зовут Милана, значит, пятьдесят ей быть не может, подумал Шаховской. Всякие такие имена – Камилла, Анжель, Ханна-Влада – новейшее изобретение. Впрочем, имя можно и поменять. Или придумать себе новое. Вполне возможно, что в паспорте она значится как Ольга или Елена.

– Полковник Никоненко Игорь Владимирович. А это профессор Шаховской. Наш эксперт из… Государственной думы.

– Боже мой, как все серьезно, – пробормотала Милана. – Присаживайтесь, где вам будет удобнее. Вы по поводу Павлика, да? Но я ничего не знаю и даже не понимаю, что вас интересует.

– Да мы спросим, и вы поймете, Милана… Как вашего батюшку звать?

– Кого? Папу? – растерялась девушка. Этот, из Думы, симпатичный, смотрел очень внимательно, просто глаз не отводил. Второй тоже уставился, даже не моргает. – Папу зовут Слава. То есть Вячеслав Викторович.

– Вы с Павлом Ломейко давно знакомы, Милана Вячеславовна?

– Довольно давно. Ну, несколько лет. Года три, может быть.

– Где познакомились?

Она усмехнулась и села в кресло, очень красиво.

– А это важно?

– Да кто ж теперь знает, что важно, что неважно, – со вздохом сказал участковый уполномоченный, – особенно после того, как Павла Игоревича-то зарезали!.. Так где же?