Охотный ряд и поворот на Тверскую были запружены машинами, которые не двигались, ждали, когда подойдет очередь проехать следующий десяток метров. Дождутся, проедут и станут – дальше ждать. Светофор исправно переключался с красного на зеленый, но это ничего не меняло, ехать было некуда.
Дмитрий Иванович приткнул машину в университетском дворе, побежал пешком.
На Охотном ряду по утреннему времени было многолюдно, офисные работники непрерывной рекой поднимались из глубин переходов и метро, выплескивались наружу, растекались ручьями, запружая тротуары.
…Почему все процветающие офисы непременно находятся в центре, думал профессор, проталкиваясь по переходу. Зачем они здесь?.. Бесчисленные компании – транспортные, лесозаготовительные, производящие телевизоры и руду или вовсе ничего не производящие, а занимающиеся волшебным, упоительным превращением воздуха в деньги, – считают своим долгом непременно обзавестись помещением в пределах Садового, а то и Бульварного кольца?! Почему нельзя открыть «представительство» или «хэд-офис», что бы это ни значило, в Балашихе? Или в Химках? И дешевле выйдет, и добираться сотрудникам проще!..
– Где метро?! – вдруг рявкнул на Дмитрия Ивановича какой-то очумелый в кожаной куртке и высокой меховой шапке, так что профессор от неожиданности отшатнулся. – Метро где, ну?!
Профессор кивком показал, где.
– Нету там метра, я там уже был!..
– Вон вход, – Шаховской ткнул рукой в сторону беспорядочно машущих туда-сюда дверей, в которые ломился народ.
– А чего, туда очередь, что ли?!
Дмитрий Иванович на это ничего не ответил и стал продираться дальше.
…Почему все так неразумно и безалаберно устроено? На автомобиле не проедешь, в метро не войдешь – нужно сначала очередь отстоять, – припарковаться негде, пешком ходить тоже негде, разве что по Тверской туда-сюда фланировать! Из-под колес грязь, потому что не работают ливнестоки, как только пойдет снег, техника непременно не справится, и окажется, что «коммунальные службы не подготовлены к зиме», а закупленное за несколько миллионов оборудование существует лишь на бумаге, в реальности нет его и не было никогда, отравленный химикатами снег станут валить в изнемогающую Москву-реку, сминая и уничтожая чугунные решетки, а городские начальники примутся скорбеть в новостях о том, что организация жизни в мегаполисе дело чрезвычайно трудное, практически невозможное, потому вы живите как хотите, а мы пока поменяем асфальт на плитку, а потом плитку на асфальт. Стараемся, работаем для населения!
Где их старания? В чем они?..
Возле Думы толпа текла широко, свободно, – места много, – но и народу столько, что Шаховской приуныл. Разглядеть в такой толпе одного человека невозможно.
Или возможно?
Он пристроился рядом с будкой, через которую заходили думские служащие, поднял воротник, ветер был действительно как на Каспийском море!..
– Ба, Дмитрий Иванович!.. – сказал совсем рядом знакомый насмешливый голос. – На какое-нибудь совещание опаздываете? Вот если бы вы не опаздывали, я бы решил, что вы избраны депутатом, а крестоносцы вошли в Константинополь.
– Петр Валерианович, как хорошо, что я вас встретил, – искренне сказал обрадованный Шаховской, – собственно, я только вас и намеревался встретить. То есть я вас тут жду.
– Меня? – удивился Ворошилов. – А если бы я не с Охотного ряда зашел?
В Думу можно было попасть через любой из многочисленных подъездов, но Шаховскому, который на оперативной работе состоял недавно, это даже в голову не пришло.
– По телефону-то проще позвонить, Дмитрий Иванович!
– А у меня вашего номера нету, Петр Валерианович!
– Проблема, – согласился Ворошилов. – Грандиозная.
– Вы надо мной смеетесь? – осведомился Шаховской.
– Нет, еще не приступал, – ответил Ворошилов совершенно серьезно. – Можно приступать?.. Ну, пойдемте, пойдемте, холодно! Хоть бы снег выпал, что ли! Когда снег, сразу как-то веселее делается.
– Почему, когда снег, мы все время хотим, чтобы он скорей растаял, а когда его нет, хотим, чтоб побыстрее нападал?..
– Чего-то вас, Дмитрий Иванович, с утра пораньше в мизантропию потянуло?..
Шаховской улыбнулся – ничего его не тянуло в мизантропию!.. У него уже несколько дней было прекрасное настроение.
Воспоследовала процедура с заказом пропуска, ожиданием его, предъявлением оного, поиском паспорта, сличением физиономии в паспорте с подлинной профессорской физиономией и проезжанием его портфеля через просвечивающий аппарат. Ворошилов терпеливо ждал.
В кабинете, заваленном бумагами так, что казалось, если открыть дверь пошире, бумажная волна выплеснется в коридор и листы полетят во все стороны, как после налета белогвардейцев на штаб Чапаева, Ворошилов пристроил пальто в узкий шкафчик и спросил, чего профессору хочется: чаю или кофе. Получив ответ, он уселся за стол, как бы выполнив необходимую, но бессмысленную процедуру, нацепил на кончик носа очки и уставился – приготовился слушать.
– Дело вот в чем, Петр Валерианович. Мне нужно знать, чем конкретно в последнее время занимался депутат Бурлаков.
– Тю! Это который? Из комитета по культуре?