Сто лет пути

– Вы меня все время сбиваете, – сказал он первое, что пришло в голову. – Мне нужно искать исторические версии и думать о прошлом. А я думаю, как бы нам с вами увидеться!..

– Так бывает, – ответила Варвара совершенно серьезно.

– Редко.

– Редко, но бывает.

– И не со мной.

– Ну, и не со мной точно! – подтвердила Варвара.

Тут его телефон грянул марш. Он грянул так, что на них удивленно оглянулись какие-то прохожие, не ожидавшие ничего подобного.

– Слушайте, зачем он у вас так орет?! – спросила она.

– Я не знаю, что сделать, чтобы не орал! – Шаховской выхватил телефон. – Я его на пол кинул, так он вообще… распоясался. Да!

– Дмитрий Иванович, – сказал в трубке знакомый насмешливый голос. – Вы сию минуту никуда не опаздываете?

– Петр Валерианович?

– Я, я, – отозвался Ворошилов. – Можете сейчас в Думу приехать?

– Наверное, могу.

– Тогда приезжайте. Я переговорил с Александром Бурлаковым, о котором, помните, у нас содержательная беседа была.

«Еще бы не помнить!» – подумал Шаховской.

– Я ему рассказал, что вы… с нашей стороны человек. Не прохиндей какой-нибудь.

«Я не прохиндей», – подумал Шаховской.

– Он готов по мере возможности ответить на ваши вопросы.

– Спасибо вам, – сказал профессор. – А я так понял, что помогать вы мне не собираетесь.

Ворошилов помолчал.

– Когда могу, всегда стараюсь быть полезен, Дмитрий Иванович. И номер мой зафиксируйте, чтоб легче нам было друг друга обрести в случае надобности. Пропуск вам я заказал.

Дмитрий Иванович попросил еще пропуск для Варвары Звонковой, Ворошилов нисколько не удивился или сделал вид, что не удивился, и записал «данные».

В Думе Шаховской вдруг почувствовал себя героем и отчасти «государственным человеком», как выражался полковник Никоненко. Все же Варвара ни разу не была в этом интересном месте, а он здесь – почти старожил. Подумаешь, в коридорах путается и на лифте не туда уезжает!

– А в буфете можно кофе выпить? Или там только депутатам наливают? – спросила она.

– Что вы, ей-богу, Варвара Дмитриевна!

– Страшно любопытно выпить кофе в Думе.

Шаховской не стал говорить, что кофе здесь самый обыкновенный, и места мало, тесно, шумно, сесть негде, чаще всего приходится стоять за высокими круглыми столиками, как в рюмочной. Конечно, интересно, еще бы! Все это страшно интересно увидеть… своими глазами, а не в новостях по телевизору.

Странным образом они приехали сразу именно туда, куда нужно, не путешествуя по цокольным этажам и переходам, и нос к носу столкнулись с режиссером Говорухиным.

– Дмитрий Иванович! Здорово! Ну, ты посмотри, а? Я отсюда, а он сюда!

Поглядел на Варвару немного гусаром и представился:

– Говорухин Станислав Сергеевич, режиссер.

– Здравствуйте, – выговорила Варвара.

– Ты в нее, что ль, влюбился, Дмитрий Иванович? – И, понизив зычный голос, Варваре почти на ушко: – Точно вам говорю, влюблен! По роже сразу видно.

Он величественно шагнул в лифт, оставив за собой общее смятение чувств, и только оттуда засмеялся и помахал зажатой в руке кепкой.

– Слушайте, Дима, – сказала Варвара, когда двери кабины закрылись. Вид у нее был такой, как будто она только что пробежала стометровку и еще не успела отдышаться. – Какая у вас тут… насыщенная жизнь.

– Это же парламент.

– Вот именно! А со стороны кажется, что здесь не люди, а, не знаю, статуи, понимаете? Статуя Станислава Говорухина. Статуя еще какого-нибудь деятеля.

– Люди, – сказал Шаховской. – Конечно, люди! Недавно на заседании вспоминали, как двадцать лет назад, когда эта Дума только зарождалась, все ждали зарплату. Декабрь, Новый год на носу, а денег ни у кого нет. И зарплату дадут только в январе, а это девяносто третий год. Ни еды, ни питья. И непонятно, что со страной будет. То ли гражданская война, то ли еще какая-нибудь. Как в девятьсот шестом, один в один.

– Все повторяется?

– Не знаю, Варя. Мне кажется, не в повторении дело.

– А в чем?

– Есть путь, и по нему надо пройти. Его нельзя ни обойти по обочине, ни проскакать на коне, ни облететь на самолете. С него можно свернуть в кусты, как в семнадцатом году, но так или иначе придется вернуться, причем именно в ту точку, с какой свернули. И дальше идти. Проскочить вперед не удастся. Пока не пройдешь, ничего не будет.

– Чего – ничего?

– Ну, того, о чем все мечтают – демократии, цивилизованных общественных отношений, уважения к власти. Вы же все знаете!

– Это когда будет-то? В следующей жизни? Или через одну?

– Если бы после девятьсот шестого никуда не сворачивали, уже было бы.

– Вы в это верите?

– Хуже гораздо, – ответил Шаховской. – Я знаю.

Он открыл перед Варварой дверь в тесную приемную и пропустил ее вперед.

– Здрасти, – сказал Александр Бурлаков довольно хмуро. В руках он держал бумаги, которые подавала секретарша, и сегодня он еще больше был похож на штангиста, удрученного тем, что не взял вес и его наказали, вместо штанги заставили возиться с какими-то бумажонками. – Проходите в кабинет, я сейчас.

Он зашел следом, прикрыл за собой дверь и мрачно осведомился, чаю или кофе.